Опасный миллиардер

Вдруг он заметил конверт, лежащий рядом с клавиатурой, на котором было написано его имя.

Нахмурившись, он поднял его и осмотрел. Кто, черт возьми, оставил ему его? Он не узнал почерк, но это мог быть только один человек, поскольку в доме больше никого не было.

Хлоя.

Он разорвал конверт, по какой-то глупой причине его руки тряслись, и из него выскользнул листок бумаги. Осторожно развернув его, он расправил бумагу на столе.

Вэн, мне нужно сказать тебе еще кое-что. Это насчет папы и нефти. Де Сантис сказал мне, что это не он пытался украсть нефть у отца. Это папа украл ее у него. Месторождение было на его земле, и папа изменил границы, так будто это земля Тейтов. Он не дал мне доказательств, но я ему верю. У него не было причин лгать.

Мне жаль.

Хлоя.

Вэн уставился на слова на странице и ждал, когда его накроет шок от очередной лжи Ноя, ждал, когда в нем поднимется гнев.

Но ничего не произошло. Как будто он все это уже знал и, более того, ему было плевать. На отца, на нефть, даже на проклятого Де Сантиса. Его не волновало, украл ли у него Ной эту нефть, или нет.

Он был не идеален, какой гребаный сюрприз. Так какого черта ты все еще пытаешься быть им?

Внезапно у него перехватило дыхание. Как будто весь воздух в комнате исчез, и это было хуже, чем от того гребаного теста на задержку дыхания при погружении во время тренировок. Намного, намного хуже. Там он был в бассейне, руки и ноги были связаны, и все, что нужно было сделать, это выполнить серию упражнений, ничего особенного. Но сейчас он не был под водой, и не было никаких упражнений, он просто... не мог дышать.

Господи, он не пытался быть совершенным. Он был настолько несовершенен, насколько это вообще возможно, и знал это.

Но ты все еще пытаешься поступить правильно. Все еще пытаешься спасти компанию. Все еще пытаешься спасти Софию. Ставя эти стандарты Ноя выше всего остального. Выше Хлои.

Да, но он не мог забыть Софию. Это было частью его прошлого. И он не мог сказать себе, что ее жизнь не имела значения, потому что имела. И все же... он думал, что смирился с тем, что никогда не будет соответствовать ожиданиям Ноя. Он думал, что опроверг их.

Так почему же ты заставляешь себя кричать в агонии, а затем морозишь себя в ледяном душе? Как это почтит память Софии? Как это сможет помочь? Как это исправит твою ошибку?

Но это не поможет. Все было лишь частью того, чем он занимался последние восемь лет. Наказывая себя, мучая себя. Убеждая себя, что все дело в миссиях, в защите людей и прочей ерунде, хотя на самом деле все было не так.

Нет, все дело было в том, что он пытался облегчить вину за ошибку, которую не должен был совершать, пытался быть тем, кем хотел его видеть отец. И дело не в уважении к смерти Софии или кого-то там еще. Это было просто гребаное барахтанье в дерьме.

Это был предлог не признаваться в том, что он влюблен в Хлою Тейт, и что это пугает его до чертиков.

Было такое ощущение, будто кто-то надел ему на лицо кислородную маску, и наполнил легкие воздухом. Заставляя его дышать, заставляя его задыхаться. И он с трудом подавил желание просто бежать за ней, бежать всю чертову дорогу до аэропорта, а потом упасть на колени, сказать ей, что ему плевать на то, что быть с ней было не правильным в той или иной мере, он просто не мог вынести еще одну минуту без нее.

Но нет. Это требовало большего. Это требовало полной решимости. Если он собирался положить свое несовершенное сердце к ее ногам, это требовало, чтобы он был гребаным морским котиком и сделал, блядь, хоть что-нибудь.

Ни отступления, ни капитуляции.

Вэн сунул руку в карман и нащупал маленький круглый камешек, каким-то образом попавший туда, и обхватил его пальцами. Потом потянулся к телефону.

Ему нужно было сделать кое-то важное.

Глава Двадцать первая

Хлоя безучастно смотрела на огни города, проплывающие мимо окна. Как иронично, что после многих лет отчаянного желания поехать с отцом в Нью-Йорк, она не могла дождаться, чтобы убраться из этого проклятого города.

Лукас продолжал бросать на нее косые взгляды, но она не обращала на него внимания.

Ее сердце больше не болело. Она чувствовала себя опустошенной, невесомой, словно мыльный пузырь. Как будто только ремень безопасности удерживал ее на месте.