Опасный винтаж

Чтобы подстегнуть ее охотничий рефлекс, Додик даже изобразил из себя сильно куда-то спешащего и как бы с оглядкой и опаской направился в сторону огороженной жиденькими перилами лестнички, расположенной в торце пятиэтажки. Лестничка из шести ступенек вниз оканчивалась дверью, ведущей в огромный, почти во всю площадь опустевшего дома, подвал, который домовитые бывшие жильцы превратили в коллективный подземный сарай, разбив его посекционно.

Само здание выглядело жалко и страшно. Многих стекол оно уже лишилось, дверей в подъезды не было вообще. Смотреть на эти серые стены, рамы без стекол, отбитые косяки дверей и мрачные провалы пустых подъездов было отчего-то жутковато даже солнечным субботним днем и при густом скоплении пешеходов.

Но у Будимира Стефановича нервы были крепкие. Кроме того, он здесь бывал, и не раз. Они с покойным чудаком Алексом все здесь хорошо отработали. И Додик помнил этот подвал, который своим нависающим потолком и тесными проходами между фанерными хлипкими стенками, огораживающими каждое из частных сарайных владений, и кургузыми штакетничками дверей, плохо скрывающими от посторонних глаз ящики с картошкой на зиму или лишние в доме тазы и лыжи, сильно смахивал на общагу в преисподней.

Ближе к центру подвала сей сюрреалистичный картонный лабиринт внезапно упирался в фундаментальную бетонную стену, имеющую посередке нормальную, а не решетчатую дверь, довольно прочную, с задвижкой и проушинами под солидный амбарный замок. Сам замок, естественно, давно уже отсутствовал, как отсутствовал и его напарник – врезной, на месте которого зияла рваная дыра, забитая скомканной газетой.

За дверью обнаруживалось прямоугольное помещение с «глухими» стенами наподобие некоего бункера или огромной шлюзовой камеры, хотя для шлюзовой камеры оно было великовато, да и не к месту, особенно если учесть, что со всех сторон «бункер» был окружен все тем же извилистым самостройным коридором.

Функциональное назначение данного помещения, которое было метров тридцать квадратных, не меньше, определить было затруднительно, так как оно внутри себя ничего конкретного не содержало, если не считать пустой пластмассовой тары из-под пивных и винных бутылок, растерзанных картонных коробок и какого-то грязного тряпья. У противоположной стены имелся, правда, высокий металлический стеллаж, сильно ржавый, но все еще крепкий, однако по наполнению его полок тоже нельзя было сделать каких-либо выводов – кроме неровных стопок пожелтевших газет на полках ничего не лежало и не стояло.

Стеллаж был придвинут к стене не вплотную, а с небольшим промежутком и как бы вкривь, чтобы уж совсем не перекрывать еще одну капитальную дверь, выводящую во вторую половину подвала.

Эта половина скрупулезно копировала первую, и в торцевой ее части, как в зеркальном отражении, имелась такая же дверь на улицу, правда, лестница вверх была не шести, а четырех ступенек за счет неровностей местного ландшафта.

Раньше, пока в доме жили люди и подвал был посещаем, он освещался редкими слабенькими лампочками, но сейчас от них остались висеть одни голые шнуры без патронов, да и от электричества дом был давно отключен.

После того как жители пятиэтажки, получив ордера и ключи, разъехались по новостройкам и забрали из своего подземного сарая ценные тазы, здесь какое-то время тусовались мужики из бомжей, они и блюли в своих интересах сохранность дверей и запоров. Тех мужиков тоже уже нет, поскольку они перебрались на другой объект по причине, от них не зависящей, а вот двери и задвижки пока сохранились.

По крайней мере, Додик на это очень надеялся. Да и задвижка ему нужна была всего только одна, чтобы отвязаться наконец от этой настырной девки, прицепившейся к нему, как жвачка к рифленой подошве.

И наказать маленько. Слегка, для острастки, чтобы больше к нему не лезла, дура долбаная. Будимиру Стефановичу стало изменять его всегдашнее уравновешенное спокойствие. Он начинал сердиться.

Его план был прост и потому заранее успешен. Додик заманит долбаную дуру по извилистой кишке подвального лабиринта в заброшенный «бункер», скоренько выберется из него через дверь, скрытую стеллажом, потом выскочит на улицу через второй подвальный выход, по верху пробежится обратно, вновь спустится в подвал и запрет «бункер» с этой стороны, задвинув на двери задвижку, а ежели задвижки не случится, то подопрет дверь каким-нибудь ящиком потяжелее.

Когда эта дура все-таки найдет впотьмах и на ощупь незапертую дверь, а потом набродится в страхе и ужасе по узким фанерным коридорам в поисках лестницы, ведущей к дневному свету, Будимир Стефанович будет у себя дома варить на полдник пельмени, и никто никогда не сможет пригласить его к следователю – ни в милицию, ни в полицию. По крайней мере, по этому делу. По делу глупого Алекса.

Осеннее солнце, с трудом протискивающееся сквозь узкие, в один кирпич, оконца под самым потолком, почти не справлялось с задачей освещения, и Додик зашипел, больно зашибив косточку голеностопа о какой-то подло торчащий выступ трубы.