Опасный возраст

Януша мне удалось не обидеть, попили чайку, он вышел за газетой, проболтали, пока не вернулись дети, все оставалось в норме; кажется, я даже прибралась и приготовила поесть. Потом он ушел – видимо, хотел побриться, а ведь у меня все бритвенные принадлежности от мужа остались. А потом он позвонил...

Рекомендую «Клин клином». Из книги явствует, влюбилась я по уши. Не скроешь – весь город знал, что бегала за ним, совсем ошалела; да, бегала, факт, а он сумел наши отношения поддерживать так, что я не въехала по новой во всевозможные неврозы. Был хорошо воспитан и очень умен.

Жил он не в Варшаве, а в Лодзи, это благодаря ему я возлюбила милицию.

Ума не приложу, как связно описать разные перипетии, ведь все происходило почти единовременно, как раз тогда в голове у меня прокручивались еще и дома культуры. Читатели постоянно допекают меня, где беру замыслы и прочее. А откуда мне их брать и зачем – жизнь доставляет все в количествах, превышающих человеческие возможности.

Пожалуй, попробую по порядку, начну с милиции.

Моя мать с детьми поехала в Подгуже. Нет, минутку, это было летом. А перед тем был Новый год...

Ну вот, опять-таки ничего не поделаешь – без отступлений не обойтись. И на очереди мощное, разветвленное во все стороны новогоднее отступление.

С Новыми годами меня преследовала сплошная невезуха. Еще и сейчас питаю надежду: кто-нибудь когда-нибудь пригласит меня на нормальную встречу Нового года, с танцами, с мазуркой, с шампанским, без всяких недоброжелателей, с партнером, который умеет танцевать и не станет грызться во время бала. Надежда, как известно, мать дураков, и сдается, лишь подтверждаю сию истину, воздвигаю ей монумент в железобетоне, граните и даже в иридоплатине. Окажись в моей голове хоть крупица ума, прогнала бы эту надежду метлой и скалкой для теста.

Последний Новый год, который с некоторой натяжкой можно оценить удовлетворительно, случился, когда мне минуло семнадцать лет и мы с Янкой упились в целях экспериментальных. Но у меня огромный реестр треклятых новогодних мероприятий, из него явствует: несколько существенных деталей прошляпила. Я тогда и в самом деле отправилась чистить зубы, но Янка не осталась лежать в постели, а увязалась за мной – спасать от незапланированного падения.

– Куда ты прешься, дура, ведь свалишься, – стонала она яростно.

– Что ты? – Я просто источала презрение. – Вон сколько стен кругом...

Когда я вылезла из ванной, Янка сидела в прихожей на полу, привалившись к стене и вытянув ноги, и удовлетворенно качала головой.

– Вставай! – требовала я.

– Не хочу.

– Встань, не будь идиоткой.

– Не хочу. Не встану.

– Всю жизнь здесь не просидишь!

– Просижу. Не встану.

При мысли, как утром мамуля выйдет в прихожую и увидит эту картину, меня охватило отчаяние. Хитростью удалось Янку убедить: у меня, мол, живот болит, надо принести с кухни капли Иноземцева. Движимая самаритянскими чувствами, Янка поднялась, долго возилась в кухне, принесла валерьянку, йод, лак для ногтей и пустой флакон из-под камфарного масла: не включала свет и искала на ощупь. Я вылакала валерьянку, дабы ее успокоить, только тогда, с сознанием выполненного долга, мы отправились спать.

Очередной Новый год пролетел мимо, мне вот-вот предстояло родить. Следующий тоже миновал невыразительно: годовалый ребенок, теснотища, развлечения отпадали; я лишь надеялась дождаться двенадцати часов, выпить с мужем по бокалу вина, но муж, во-первых, всячески лелеял абстиненцию, а во-вторых, улегся спать и проспал двенадцать мертвым сном. Я страх как переживала – молодая была и глупая.

Далее три Новых года подряд выпали из памяти и в реестре пропущены, видимо, за полной безнадежностью. В следующий раз состоялось семейное увеселение с обильной жратвой, по возможности безалкогольной, с играми и развлечениями. Игры организовала Люцина, большая специалистка по этой части. Сейчас вспоминаю тот вечер с удовольствием, между прочими забавами Донату и моему мужу пришлось съесть без помощи рук два яблока, привязанных шнурком к дверной притолоке, и торжественно заверяю – это была потеха столетия. В гомерических взрывах хохота совершенно потонули горькие рыдания страждущих душ, Янки и моей, ведь мы все еще были молоды и предпочитали танцы.

В следующий Новый год нас пригласили на бридж к другу моего мужа. Более серьезные мероприятия отпадали: у мужа не было приличного вечернего костюма, в камерном же кругу друзей мог себе позволить появиться. Жизненное пространство у хозяев оказалось почти довоенное, у меня затеплилась тихая надежда на танцы. Надежда померкла с ходу: хозяин дома принял нас в тапочках и без галстука, а танцевальную музыку ненавидел до кровомщения. Музыке предпочитал вино, для разнообразия муж питал отвращение к вину. Скрыть разочарование стоило мне неимоверных усилий.