Опасный возраст

В сентябре у меня уже не хватило терпежу все это слушать, и я почти перестала бывать на Аллее Неподлеглости. Почти – значит заходила каждый второй или третий день. Ежи возвращался домой сам, а Роберт там оставался. Дабы возместить упущенные возможности, мамуля регулярно присылала ко мне отца осведомиться насчет угля. У отца преобладали человеческие чувства, и он лишь вскользь намекал про уголь. Вполне учитывая такой оборот, мамуля пришпиливала ему на лацкан пиджака бумажку с соответствующим текстом. В конце концов я просто взбесилась: не по злому умыслу не покупала угля – денег не было, к тому же краденый уголь стоил дороже; короче, я ждала премии. Да и с доставкой угля эмоций хватало: приходилось торчать на стреме, пока весь не перенесут в подвал, и все равно умудрялись надуть. К тому же угольщики, обманывая, еще и норовили похлопать меня по заду. Не знаю уж почему, но я пользовалась у них бешеным успехом. Материнского давления не выдержала – психическую сопротивляемость приходилось беречь для работы, не растрачивать же ее в домашних баталиях. И я решилась занять денег на топливо, денег ни у кого не случилось, спас меня Столярек, если это можно назвать спасением.

Он постоянно проворачивал какие-то таинственные гешефты, отчасти выявленные в "Подозреваются все!" (выше напоминала – прочитайте сперва эту книгу, ничего не поделаешь – таки надо!). Гешефт обделывался следующим образом: некто покупал что-нибудь за наличные, в нашем случае покупатель решился приобрести телевизор «Изумруд». Столярек, отведя меня в сторонку, таинственным шепотом оповестил: «Вы купили изумруд...» Я опешила – рехнулся, делать мне больше нечего, только обзаводиться драгоценностями... Конечно, тут же спохватилась, что речь о телевизоре. Некто заплатил наличными, а официально покупка была оформлена в кредит; наличные мы забрали, поделившись с кем надо. Из этих денег Столярек собирался взять взаймы полторы тысячи, а взял три с половиной, вернул из них пятьсот злотых, остальные мне так и не удалось с него содрать. Весь долг за кредит, ясное дело, выплатила я. Вот по этой-то причине в книге я его и убила.

Уголь все же закупила, на некоторое время в семействе воцарился мир.

Приблизительно в ту же пору мне удалось найти приходящую домработницу, Геню, женщину не первой молодости, опытную хозяйку, уж конечно, по-опытнее меня. Она приходила два раза в неделю, топила печи, прибиралась, иногда стирала.

Стирка явно не моя стихия. С прачечными тогда происходили какие-то катаклизмы, Марыся, моя золовка, просто брезговала сдавать белье и убедила меня. Я решила стирать сама облегченным советским способом – кипячением: в бачок закладывается сухое белье, естественно, с мылом и порошком, кипятится два часа, полощется. По желанию крахмалится, но я заранее отказалась от крахмала и от катания. Поглажу, и хватит.

Рецепт применила на практике, убрала выстиранное на место, вскоре пришла Геня. Присела у шкафчика и принялась разбирать.

– А почему вы грязные вещи сложили вместе с чистыми? – удивилась она.

Я возмутилась:

– Какие грязные? Пани Геня, все выстирано!

Геня достала наволочку, разложила и осмотрела:

– И это выстирано?..

– Конечно... По русскому способу.

Геня ничего не сказала. Покачала головой, странно посмотрела на меня, рассортировала белье и все мои трудовые достижения забрала с собой к дочери, которая как раз затеяла большую стирку. Принесенное потом Геней белье и в самом деле явно побелело...

Уголь из подвала носил Ежи. Правильно ли я решила, чтоб двенадцатилетний мальчишка носил тяжести на четвертый этаж, не знаю, другого выхода не было. Кстати, много позже оказалось, что у него прекрасно развилась мускулатура спины и рук, благодаря чему у нас не возникало никаких неприятностей с позвоночником. И до сих пор нет. Разумеется, Ежи вовсе не пылал энтузиазмом – уголь вменялся ему в постоянную обязанность, равно как и бутылка под молоко, которую каждый вечер надлежало не забыть выставить за дверь. Про бутылку он не забывал после того, как однажды в два часа ночи я извлекла его из постели, чтобы выполнил свой долг. А уголь давал поводы для обучения мальчика искусству логического мышления.

– Послушай, дорогое дитятко, – начала я однажды вечером. – Ты можешь мне сказать, чем занимается уборщица?

– Натирает пол, – не задумываясь ответствовало дитятко. – Иногда моет. Вытирает пыль. Моет окна...

– Да уж, особенно теперь, зимой. А зимой чем занимается?

Дитятко задумалось:

– Долго одевается... Лед обдирает с подоконника и со стекол... А... надо угля принести?

Ну вот, пожалуйста, понял! И сам пошел за углем!

Роберт рвался мыть посуду, но это ему запрещалось: в доме не водилось неограниченного количества стеклянных и фарфоровых сосудов. «Будешь мыть посуду, когда подрастешь» – эти слова оказали волшебное действие: на долгое время мытье посуды сделалось желанным и обожаемым занятием. Увы, позже это обожание прошло, а жаль.