Опасный возраст

Во время ремонта, кафеля, ванной, песка и прочих эпопей у меня то и дело раздавались таинственные телефонные звонки, вносившие еще большую сумятицу в жизнь. Потом выяснилось, дурака валяли Анджей, муж Ирэны, и Михал; я не рассердилась на них, напротив, была благодарна: подали мне идею.

А вот ко мне предъявляли претензии многие. Вооружила их против себя невольно, засомневалась, постаралась разъяснить подоплеку и написала первую часть «Клина клином». Давала ее почитать знакомым, знакомые реагировали по-разному, некоторые просили оставить их в покое, потому как боятся психов, но все хором советовали:

– Слушай, издай это. Сходи куда надо, издай!

Легко сказать – куда надо. Единственная организация, пришедшая мне в голову, – редакция журнала «Пшекруй». Я оказалась на высоте революционного задания, позвонила в Краков. Мариан Эйле, тогдашний главный редактор журнала, как раз пребывал в Варшаве. Разыскала его в Варшаве, он нашел время, я полетела на свидание, взял мое творение и прочитал.

И настала для меня минута, подобная землетрясению.

– Ты пишешь еще что-нибудь? – спросил Эйле (уже с четвертой страницы он начал обращаться ко мне на «ты», как к особе, знакомой с самого рождения).

– Писала бы, – честно призналась я, тяжело вздохнув, – да вот не на чем. Статьи пишу от руки, беру у тетки взаймы машинку. От руки идет медленно, пишу каракулями, не вижу текста. Машинку надо возвращать – тетка тоже много пишет. Из-за этой треклятой машинки не удается работать сколько хочется.

– Машинку я тебе дам, – резюмировал Эйле.

– Как это? То есть как – дадите? – не поняла я.

– У меня умерла тетка, осталась машинка, старая, но в приличном состоянии. Мне не нужна, отдам ее тебе.

– Значит, вы мне взаймы дадите?.. То есть ты взаймы дашь?

– Нет, просто отдам.

– Как это? Насовсем?

– В собственность, насовсем.

Передо мной отверзлись райские врата, ангельское пение ласкало слух. Честное слово, тащила машинку к себе по лестнице на четвертый этаж и от волнения ревела в три ручья. Эйле к тому же подарил большую стопу бумаги, тяжесть неимоверная, но я летела домой как на крыльях. Это было прекраснейшее мгновение в моей жизни.

Так что, если кто не любит мои книги, спрашивайте с Мариана Эйле, вся вина за мое творчество целиком на его совести.

Он же ввел меня в издательство «Чительник».

– Я насчет тебя поговорил, – озабоченно сообщил он. – Только вот оденься похуже, что ли, а то еще поползут сплетни: Мариан, мол, интересуется девицей, а не творчеством. Уж пожалуйста, выгляди поплоше. Я выполнила совет как нельзя лучше. В «Чительник» поехала после работы, в старой юбке, замурзанной, перепачканной графитом, в старой блузке, на которой, сдается, не хватало пуговки, в сандалиях на босу ногу, растрепанная, не подкрашенная, с блестящим носом, в руках авоська с зеленью, картошкой и хлебом. Встретили меня там существа с ангельскими крыльями за спиной: пани Борович и пани Шиманская – божества, коих на нашей грешной земле вообще не водится. Отнеслись ко мне дивно и велели дописать продолжение.

Первая часть «Клина» оказалась слишком длинной для повести и слишком короткой для романа. Требование продолжения сперва меня огорошило, но тут делу помог скорбут. [05]

В принципе я привыкла к репортажу. Заводы, дома культуры, всякие маргинальные происшествия, о которых я писала при случае, взять хоть ту же площадку с аттракционами у меня перед домом, явно свернули мой ум набекрень. Я не решилась все целиком придумать, фантазия вела себя на сей раз тихо, помогать отказывалась, а пустить ее на самотек и привычное буйство я не отважилась. Давила беспощадно. Робких ее всхлипов хватило на канву, а с вышивкой изощрялась сама жизнь.

С мужем моей золовки Ядвиги, Анджеем, я время от времени сотрудничала. Вернее, помогала ему чертить, второстепенную работу пахала любо-дорого, амбиции меня не заедали – он был гениальным проектировщиком, а я как раз наоборот и вполне мирилась с таким положением дел. Не помню, что он тогда проектировал, возможно, конкурсную работу, а может, епископскую курию в Кельцах, во всяком случае именно в разгар наших совместных бдений вдруг появился скорбут.

Поначалу раз в несколько дней, потом ежедневно, а то и несколько раз на дню раздавался телефонный звонок и мужской или дамский голос напряженно вопрошал:

– Скорбут? Скорбут?

Сперва Ядвига и Анджей вежливо отвечали: ошибка. Потом занервничали и отвечали уже не столь вежливо или просто клали трубку. Наконец попытались скандалить. Не помогало, скорбут бушевал, не утихая. Однажды смертельно усталый Анджей взял трубку

– Скорбут? – вежливо осведомился бабский голос.

– Да, скорбут, – покорно согласился Анджей – сил уже не хватало скандалить.

– Кто говорит?

– Владислав Ягелло [06].

– А, пан Владек! – обрадовалась дама. – Говорит Ядвига [07], нам необходимо срочно увидеться!

Анджей был убит наповал, совсем растерялся.

– Сами понимаете, – объяснял нам позже, – звонит королева Ядвига, желает встретиться, не могу же я отказать монархине...