Опасный возраст

Люцина заболела нетипичной болезнью — какие-то нарушения деятельности внутреннего уха. Началось это после лечения тархоцилином, а вот что лечили, не помню — Люцина располагала большим реестром хворей. Кажется, поначалу речь шла об операции почки. В общем, и на ровном месте ходить она не могла, а уж лестница отпадала вчистую. В это время умерла бабушка.

Да, ничего не поделаешь, слишком много разного происходило одновременно. После отъезда Тересы бабушка жила вместе с моими родителями, и много веселых минут доставил ей Роберт. Ежи уже вырос, а Роберт по возрасту как раз был во вкусе бабушки. Она ходила с ним в костел и однажды сдержанно призналась, что стыдоба случилась полная: мой ребенок устроился в первой же свободной исповедальне и начал тарахтеть и гудеть. Исповедальня превратилась в автомобиль, а тарахтел и гудел так — не только прихожане, но и ксендз оглядывался от алтаря.

В один прекрасный день я приехала за детьми и на улице около дома застала плачущую бабушку.

— Что случилось? — забеспокоилась я.

Пропал Роберт. Ушел из дому два с половиной часа назад и до сих пор не вернулся. Ежи пришел из школы, искали вместе с бабушкой — бесполезно.

Мне сделалось не по себе, но, прежде чем броситься в милицию, решила еще поискать. Отправила Ежи в сторону Мадалинского, а сама пошла на улицу за домом. Едва завернула за угол, со стороны Ружаной появилось нечто несусветно черное. С трудом распознала собственного пропавшего ребенка.

— Где ты был? — чуть не простонала я.

Ребенок не скрывал, где был, даже гордился: на

Ружаной помогал какому-то пану перебросать уголь в подвал.

Из первой больницы бабушка сбежала, медицинский персонал, мол, травит всех пациентов насмерть, чтобы освободить кровати. Потом она долго болела дома, пока не вызвали «скорую», от которой бабуля потребовала прихватить вместе с ней и фикус, предназначенный мне, — все равно проезжать мимо, нетрудно и подсобить. «Скорая» в дополнительной услуге отказала, и по бабушкиному желанию я уволокла этот огромный горшок сама, фикус долго служил памятью о бабуле, извели его мои дети, не помню почему; наверное, по глупости.

На бабушкиных похоронах Войтек вел себя как положено, бережно поддерживал Люцину на лестнице костела; несмотря на жару, облекся в черный костюм. Вообще со смертью бабушки возникли осложнения, умерла она летом, в июне, не помню, куда подевалось все семейство, но оформлять документы в последнюю минуту пришлось моей матери. От Люцины с ее внутреннеушными расстройствами не было никакого толку. Мать отправилась в районное бюро, тогда Народный совет, и начала оформлять, то есть уселась на скамье в скверике перед зданием и сидела.

Не уверена, удалось ли бы когда-нибудь оформить бумаги о смерти и похоронить бабушку, если бы не случай: мимо проходила Марыська, двоюродная сестра матери, та самая, что в «Проселочных дорогах»жила в Тоньче в вагончике Джималы. Она присела рядом, осведомилась, в чем дело, взяла бумаги и сделала все необходимое.

Вскоре после смерти бабушки удрученная семейными несчастьями Тереса прислала Люцине приглашение в Канаду. Уже несколько окрепшая Люцина поплыла «Баторием», после чего все несусветные семейные катавасии переместились по ту сторону Атлантики.

Для начала Люцина пропала. Тереса и Тадеуш выехали за ней в Монреаль, осмотрели всех пассажиров «Батория», сестры не сыскали и впали в ужас и отчаяние. Начались поиски. В списке пассажиров она числилась, по дороге никто не утоп, а в Канаде ее нету, и привет — куда, на Божескую милость, могла подеваться? Сходили с ума, кидались с расспросами на всех и вся, вконец расстроенные вернулись в Гамильтон. Люцина сидела у соседей в садике.

Кто-то из Монреаля ехал в Гамильтон, и с этим кем-то Люцина улизнула столь артистически, что исчезла незамеченной встречавшими. При виде Люцины в чужом садике Тереса онемела от ужаса: она уже привыкла, что явиться без предупреждения — страшная бестактность, и вообще новые знакомства завязываются после солидной подготовки, а Люпина спокойно вперлась к незнакомым людям, неслыханно компрометируя семейство. Не помню, что еще она там натворила, но Тереса свое письмо в Варшаву окропила горючими слезами, Люцина же вернулась в прекрасной форме, поздоровела и помолодела. Морское путешествие в обе стороны перенесла отлично — подумаешь, тарелка супу, а не океан.

Я отправилась ее встречать в Гдыню с матерью и тетей Ядей. Высмотрели мы ее издалека среди пассажиров, сходящих на сушу, после чего Люцина пропала. Толпа прошла, а Люцины нет как нет, мы нервничали средне — на сушу вышла, в воду свалиться негде, ясно: жива и здорова, но кой черт ее опять куда-то унес?