Опасный возраст

И я решил, что стоит. Не умру. Неудачу можно будет пережить.

В субботу я пришел к ней как обычно, и мы позавтракали, наблюдая за снегопадом. Элена больше не демонстрировала ностальгии по Финляндии. Лишь умиротворенно наблюдала за снежинками с полупрозрачной улыбкой, поводя по подбородку тонкими длинными пальцами.

— Хочешь, можешь попрактиковаться со мной в устном английском, — предложила она. — Или погоняю тебя по истории…

— Спасибо, но не сегодня. Мозги не работают, — совершенно честно сказал я.

— Тогда я приберу. — Она встала, — и порисуем до обеда… А потом мне надо будет съездить в театр.

Я бесшумной тенью встал рядом с ней. Сердце колотилось как бешеное, но я выглядел невозмутимым.

— Позволь мне. Ты и так постоянно убираешь всю посуду.

Я мягко коснулся ее пальцев, одновременно высвобождая кофейник, за который она взялась. Не знаю, что там Дэн говорил про ее ощущения в случае нашей совместимости, но мне показалось совершенно естественным то, как я прикоснулся к ней. Ее кожа словно была моей.

Элена взглянула на меня прямо. Так как мы были почти одного роста, ее глаза оказались на уровне моих, и между нами что-то пронеслось. Или мне казалось, потому что я в очередной раз обалдел от ее близости.

— Как хочешь, — сказала она, передавая мне кофейник.

— Мы же вместе завтракаем. А убираешься всегда ты. Нечестно, — заметил я.

— Какой хороший мальчик, — удовлетворенно хмыкнула она.

Я почувствовал уязвление. Она что, специально это сказала? Я не был мальчиком. Я не чувствовал себя мальчиком уже давно. Наши глаза встретились, и я прочитал в них воздушную насмешку. Ну точно специально сказала.

— А сама только недавно говорила, что я уже почти мужчина, — с легкой укоризной сказал я, относя посуду в раковину.

— Почти.

— Что же меня отделяет от этого?

Я стоял к ней спиной, но знал, что она смотрит на меня. Вода тихо полилась из крана, создавая спасительный фон, в котором тонуло мое напряжение.

— Уверенность.

Я обернулся к ней, желая увидеть, с каким лицом она это произнесла. Элена стояла у стойки бара, сложив руки на груди, и наблюдала за мной со знакомым снисхождением. Но при этом в ней появилось что-то новое: какая-то легкая… порочность. Словно ей нравилось меня слегка поддевать, при этом читая все мои бесхитростные действия как открытую книгу.

Чашки и кофейник замерли в сушке. Вода перестала течь. Между нами повисла странная пауза, а за окном начала бушевать бесшумная метель. Я замер напротив нее, слегка опершись руками о мойку, и спросил:

— И почему ты считаешь, что мне недостает уверенности?

Элена не стала уходить от темы. Тем интереснее стало наблюдать, как мы закончим этот разговор полунамеков.

— Я просто это вижу.

— Может, ты плохо видишь?

— У меня отличное зрение, — вдруг с сияющей улыбкой сказала она.

Ее глаза откровенно смеялись, но не зло.

— Элена, ты не можешь видеть всех и вся, — шутливо сказал ей я, идя в сторону дивана, где были наши альбомы. — Все ошибаются.

— Ах, что ты говоришь?

Я присел и начал набрасывать что-то от балды. Она примостилась напротив, поглядывая на меня с нескрываемым весельем.

— Ну подумай сама… — неторопливо продолжил я, обнаружив в себе наглость, которая сходила за уверенность. — Нельзя всегда все понимать. В этом скрывается подвох. Ты привыкла ждать от человека определенной манеры поведения и даже мысли не допускаешь… что он может сделать что-то иначе.

— И кто же усыпил мою бдительность? Уж не ты ли?

— Может, и я. Вдруг ты не все обо мне знаешь.

— Хочешь об этом поговорить?

— Не будь как эти психологи.

— Ну извини. Что ж, Сергей, я очень рада, что ты — уверенный и взрослый мужчина. — Ее улыбка снова отливала каким-то очаровательным коварством. — И спасибо, что по-мужски помыл посуду.

Какая же она бывала ехидная.

— Это Дэн чурается домашней работы.

— А ты не такой.

— Конечно.

Мы все шутили и поддевали друг дружку, но за беседой начали вдруг вырисовываться контуры чего-то другого. Пока я не мог распознать то, что проявлялось. Но впервые в жизни Дэн вдруг оказался прав. Я видел взгляд Элены. Конечно, она раскусила меня в два счета, но то, как я мягко и ненавязчиво разжал ее пальцы, почему-то ее задело. Иначе бы она так не ехидничала.

Однако предпринимать в этот же день новую, более дерзкую, попытку стать к ней ближе я не стал. Я вдруг понял, что здесь важен баланс. Она учила меня находить его везде. И я воспользуюсь ее знанием с умом.

— Что делаешь на Новый год и в зимние каникулы? — этот вопрос был задан спустя несколько часов, когда мы ушли от наших шуточек и атмосфера недосказанности между нами пропала.

— Буду рисовать и к экзаменам готовиться. А что делаешь ты?

— Еду в Цюрих послезавтра. Там будет большая выставка художников в области цифрового искусства. Открываю ее вместе с моим другом и коллегой.

Я почувствовал тревогу.

— То есть тебя не будет?

— Ну, всего неделю. Вернусь к Новому году, прямо тридцать первого, в десять вечера. Правда, боюсь, что после перелета буду такая усталая, что не попаду ни на одно празднование, — с досадой добавила она. — Я считаю, что Новый год надо отмечать с кем-то. Это не праздник для одиночек.