Опасный выбор

— Ну серьёзно, Матвей, — я снова задумалась. — Хотя, знаешь, у нас в следующем году обещали добавить бюджетных мест… и я могла бы… да что! — я загорелась, ну чего я раньше не додумалась?! — Я просто возьму и заслужу себе это место, я постараюсь. Не хочу, чтобы тебе приходилось одному мучаться. Всё-таки деньги не маленькие, — рассуждала я вслух и всё больше поражалась, как сильно мне хочется на бюджет. Я постараюсь, ради нас с Матвеем. Я не особо расстроилась, когда не попала с первого курса — мест было всего десять на поток, и их раздали малоимущим и многодетным, а за меня папа платил, так что терять мне было нечего. А теперь есть что терять. Я не хотела, чтобы оплата обучения стала папиным «козырем», а она непременно станет, когда он узнает про мой отъезд во взрослую жизнь, так что надо хорошенько попотеть. Я буду лучшей, как и мечтала — потому что теперь у меня есть лучшая мотивация. И эта «мотивация» смотрит на меня своими манящими серыми просторами. И не может перестать улыбаться.

— Что? — хихикаю я в ответ.

— Обожаю, когда ты «хорошая девочка», это так заводит, — как обычно, просто и прямо признаётся Матвей, заставляя меня краснеть сильнее. — А ещё, обожаю, когда у тебя так глаза горят… хочется весь город к твоим ногам уложить. А потом тебя уложить… сверху… и…

— Матвей! — рассмеялась, смущённая вконец от его пошляцких шуточек. — Не можешь без этого!

— Без тебя — не могу, — подтвердил он, перехватывая меня покрепче. — Едем?

— Едем. Только домой забегу — переоденусь. Подождёшь немножко?

— Подожду сколько нужно. Хоть всю жизнь.

— Всю жизнь не надо, минуток десять, я быстренько! — уверила я. — Туда-сюда!

— Не торопись, «гонка», — улыбалась Балтика, — я пока объявы обзвоню. Есть пожелания?

— Пожелания?

Передо мной полетели косые потолки мансард, окна в звёзды, черепицы соседских крыш, ажурные кроны деревьев, старые балкончики с кофейными столиками и цветами…

— Нет, — радостно заявила я. И не соврала. Мансарды не задержались. Они пролетели, как ветер, поволновав, но не оставив следа. А Матвей остался, и понимание, что мне с ним везде будет хорошо — тоже осталось. Дело не в мансардах, дворцах, шалашах и хрущёвках, — думала я, убегая домой — приводить себя в порядок. — Дело в человеке, с которым я хочу быть ВЕЗДЕ. У нас везде будет «гнёздышко». Везде будет открытка. Везде будет рай и уют. А если не будет — я сама его сделаю. Не вопрос, как говорит Матвей. Я с ним тоже всё-всё могу.

С ним я сильная.

С ним Я это Я.

Настоящая.

Я залетела домой и сразу в ванную. Полностью избавиться от «недельного заплыва» не удалось, но, с косметикой, видок стал в разы приличней. Тут немного подправила, тут подмазала — и вуаля!

Я снова одевалась «для него» и радостное волнение разливалось по мне волнами. Я дрожала, как перед первым свиданием, кусала губы, напяливая юбку, сапожки, геройский плащ. Я так скучала по этому. По этой Даше. По той, которая умеет держать осанку, уверенно летает на девяти сантиметрах по брусчатке и строго блюдёт дисциплину.

Больше никогда-никогда не сниму каблуки, — смеюсь про себя, цокая по лестнице обратно, — буду даже спать в них! М-м-м… интересно, как на это посмотрит Матвей, наверняка ведь заценит, — не выдерживаю и прыскаю с глупых фантазий вслух.

Пустой подъезд проводил меня наружу удивлённым писком и лёгкие наполнил месяц Март.

Я дышала им и улыбалась.

Оказывается, всё это время, была весна! А я не видела. Не замечала ничего кругом. А мир изменился! И солнце вовсю грело первые почки, и вылезли первые зелёные листики вербы и нежные пучки подснежников под стенами домов, и фиолетовые крокусы пестрели, тут же, на клумбах.

И я спускалась по ступенькам в эту весну, в красоту, к нему! К моему Матвею.

Если ЭТО дно, мам, — волновалась я, подбегая к эмке, — то я осминог. Я вцеплюсь в него всеми конечностями и ни за что больше не отпущу!

Мы смотрели квартиры и абсолютно в каждой я хотела остаться с ним навсегда. Матвей, кажется, был того же мнения. Мы переглядывались, как заговорщики, шутили на своём языке, а хозяева и риэлторы растерянно поддакивали.

— Столешка каменная? — Хлопал по акрилу Матвей. — Это хорошо, — поглядывал на меня бесстыже, — крепкая. Хотя холодновато… Даш, иди-ка сюда, попробуй… не стесняйся… тебе же тут… хозяйничать…

И я краснела, сдерживая смех. А риэлтор пускался в долгие объяснения по поводу практичности, и просил не резать прямо на ней. «Резать не будем» — обещал Матвей и шёл в спальню, отмачивать комментарии по поводу скрипучего дивана и тонких стен: «нормально, говорите? Угу, у соседей спросим…»

А я любовалась на него.

На то, с каким достоинством он держался, и как на него смотрели люди, как на их лицах боролись любопытство и опаска. Он с первых слов умело ставил себя «на уровень», но не хамил, общался просто, но не давал обращаться с собой, как с пацаном. Держал дистанцию. Вежливо помалкивал и с лёгкостью отказывал, и говорил в лоб, если ему что-то не нравилось.