Опасный выбор

— А-а, — удивилась я. — Ясно. В воду случайно уронил? — зачем-то уточнила. Как же глупо это прозвучало!

— Не. Утопил. Специально, — ответил Матвей снова коротко. И снова замолк. А я прокомментировала от неловкости:

— Ого. Это уже второй телефон на моей памяти… сколько же погибло всего… как-то неэкономично получается…

— Чувствовать вообще затратно.

Снова как отрубил. Мне стало стыдно за свою пустую болтовню. Пора было переходить к делу.

— Ты торопишься?

— Нет. Забрал кое-что из квартиры.

Я вопросительно помолчала и Матвей дополнил ответ:

— Отдал её.

— Что? Квартиру? — удивилась я. — Но зачем? Ты же почти выплатил…

— Теперь выплатил.

— Ты так долго боролся за неё…

— Какой от неё прок.

Я поняла о чём он и внутри всё страшно заворочалось. Больше не будет нашего гнёздышка. Больше не будет нас. И Матвея… я чудом не потеряла его сейчас. У меня нет его нового номера, нового адреса, а у него нет соцсетей. Он сложил бы в эмку свои вещи и исчез бы из моей жизни навсегда, если бы я случайно не заметила его в окошке. Зачем судьба подарила мне этот шанс? Я должна объясниться по-настоящему. Я для этого и пришла к нему. Увидеть его. Поговорить.

От волнения аж затошнило.

— Мы можем поговорить? — спросила я прямо и банально.

— Мы вроде уже, — глядел он тоже прямо. Он понял о чём я прошу, но не торопился, ждал, пока я сама скажу про подъезд. И я сказала. И мерзкий писк двери вернул нас в тот страшный день, когда я сделала выбор. Вернулись зелёные стены, старые запахи, полутьма, ступеньки. Я покосилась на закрытую дверь «гнёздышка» и опустила глаза:

— Я запуталась, — призналась я сразу, ощущая на себе его пристальный взгляд. — Мне страшно за маму, и за тебя, и за себя… я не хочу, чтобы кто-то страдал. Но, кажется, другого пути нет… нельзя быть хорошей для всех. К сожалению. Знаешь, — я заковыряла краску на периллах. — Я же почти ушла тогда. После ссоры. Я уже собирала сумку, когда у мамы случился приступ…

— Как она? — тихо уточнил Матвей.

Я поглядела с благодарностью:

— Уже намного лучше, её отпускают гулять по больнице, даже во двор, она поднимается по лестнице сама, обещают на днях выписать. Вот, ждём…

— Хорошо.

— Угу. И вот… — я снова занялась перилами. — Если бы не это дурацкое сердце… Матвей… я не простила бы себе. Ты же знаешь. Ты, как никто, должен понять. Мама же одна…

— … а мальчиков много, — закончил он невесело.

Я испуганно подняла ресницы.

— Я не о том.

— Даш, да я всё понимаю, — успокоил он, — не маленький. Содрал бы шкуру, не вопрос, если б это было реально, — указал он на себя, усмехнувшись. — Но многовато сдирать. Не вариант, как видишь. За эти проклятые недели я чётко понял одно: я не смогу измениться для тебя, как бы сильно я этого не хотел, Даш. Я такой, какой есть…

— … не для меня… — уточнила я тихо, пялясь на его губы. Он стоял чуть ниже и…

— … м-м? — не понял он.

— … для мамы, — я сжала перила, но удержаться было нереально. — Для меня не надо… для меня ты всегда… идеальный…

В хмурых Балтийских небесах произошла перемена: тучи разрезал солнечный луч. Надежда. Я приблизилась ещё, на самый краешек ступеньки и робко нашла его руку:

— Это мне нужно меняться, Матвей… не тебе… мне нужно быть сильнее…

Медленно, ещё не веря, он обвил мои холодные пальцы своими, тёплыми, живыми, а я потянулась к губам смелее. — Прости, что подвела. Прости, что мучила. Если простишь, мой ответ «да», — зашептала я близко, ощущая табачное дыхание, руку на пояснице. Как раньше. Как в самом начале.

Как будто наша история сделала эффектный кульбит и мы вернулись на исходную, чтобы попытаться снова, но на этот раз не лажать. И мы попытались. Стоило нашим губам коснуться — Матвей ожил, как в сказке. Мой Матвей. Он вернулся, поверил, открыл кровоточащее сердце, взялся за меня крепко, напористо, как голодный скиталец, дорвавшийся до пищи, и подъезд пошёл ходуном.

— Даш… — шептал он между строк, — что ты творишь? — Удивлялся, запуская готические пальцы в мои волосы. — Я не понимаю… ты не шутишь?

— Не шучу… — улыбалась я счастливо и тоже удивлённо. Я так долго мучилась, сомневалась, но когда он оказался рядом, тут, в подъезде, всё стало ясно, как день:

— Я не хочу терять тебя. Никогда не чувствовала себя такой наполненной, целой, как с тобой, такой счастливой… — признавалась я вслух, краснея и горячо дыша от его ласки, от губ, от любящего взгляда. — Я хочу только тебя, Матвей. Без тебя невозможно, теперь я это знаю. Видишь, какая тугодумка, — поморщилась я, — со второго раза догнала… и то, еле-еле. Тупица… это же ужас. Ты уверен, что хочешь связаться с такой?

— Не только связаться, но и связать, — глянул он азартно, переодевая моё колечко на правильный палец. — Мы с тобой всё-всё попробуем, не переживай, у меня хорошая фантазия.

Я смущенно заулыбалась:

— Я в курсе!

Матвей чуть отодвинулся, но не выпускал.

— Это так странно…

— Что я в курсе?

— Что ты тут, со мной…

— Спасибо Щербатому…

— Кому? — изумился он, а я прикрыла рот ладошкой, поняв, что не то ляпнула.

— Ну, Юре…