Опасный выбор

Я бы с радостью соврала, чтобы он перестал мучиться, чтобы отказался от неподъёмного груза по имени Даша. Но не смогла. И страшное разрушение продолжилось с новой силой. Живодёрка! — проклинала я себя, наблюдая, как самый сильный человек ломает себя. Каждый день. Я хотела снова слечь в свой уголок, жалела, что вообще вылезла из берлоги, что потревожила двор своим присутствием, что разбередила его, как осиное гнездо. Я ловила заслуженные ядовитые взгляды тех, что крепче всех хранил нашу с Матвеем тайну, кто помогал нам, берёг нас, и сердце сжималось от ненависти к себе.

Невозможно быть хорошей для всех.

Неделю спустя, я попалась Щербатому.

Он не караулил меня специально, просто шёл из магазина с водой, а я шла в универ. Я отвернула глаза и хотела пройти, но он преградил путь:

— Чё, нравится? — спросил, сплюнув. Прямо с наскока спросил. В лоб. Видимо, давно копилось. И случай наконец представился. Он шагнул вбок, чтобы я не прошла:

— Чё ты из него сделала, а? Чё не можешь по-человечески сказать? Зачем эта резина?!

Я снова попыталась обойти, но Юра не дал. Пришлось отвечать:

— Я и так сказала.

Щербатый недовольно выругался.

— Мне-то не вешай! Я чё Фуру не знаю?! Иди и скажи ему, что ты облажалась, что любишь другого, хоть чё-нить скажи! Он же дохнет, дура! Застрели уже! Чё тянешь?..

— Я не буду врать.

— Врать?! Ага! Не будешь, знач?! Ты чё у нас типа честная, да?! — возмутился друг. — Борец за справедливость, ёпте. Ну-ну. А то, что мамка за тебя порешала, это тип справедливо, а?

Теперь возмутилась я:

— Она не решала! Она в больницу попала из-за нас!

— Не из-за вас, тупица! — огрызнулся он зло. — Из-за себя она попала! Вот ты балбеска. Тебе лет-то сколько?! Чё своей воли нет? Не твоя проблема, что мать Фуру не выносит. Это её проблема, поняла? Только её! Я его знаю. Ты знаешь. А она — ни черта! И смеет тебе указывать! Где тут справедливость, а?! Ей что ли с ним жить?!

— У неё сердце… — слабо возражаю я, но Юра закипает ещё сильнее.

— А У НЕГО?! А?! — разбавил сочным матерком. — У него нет?! Ты тупая?! А?! Или реально не догоняешь?! Увидишь его, скули про другого, ясно?

— … нету другого…

— ПЛЕВАТЬ! — Щербатый не выдержал и схватил меня за куртку. — Скажешь — ЕСТЬ!

— Отпусти! — задёргалась я, как заяц в капкане.

— Слыш, думаешь я дам тебе его убить, зараза? Дам раздавить? Думаешь одна такая умная? Да я тебя со свету сживу, если с ним что-то случиться, — оскалился друг щербато, по-звериному, страшно… — Юры больше не было. Не для меня. Не для мерзавки.

— Дай ему врага, — внушал чужой и опасный. — Дай кого ненавидеть, понятно изъясняюсь? В любого тыкни. Пускай замесит и успокоится уже.

— … нет никого. Я виновата! Только я! Отстань! И так тошно! — взмолилась я, уже и не пытаясь вырваться. Слёзы размыли и Щербатого и улицу и страх. Я спрятала лицо. Пускай убивает, бъёт. Всё равно. И почувствовала, как злые пальцы отрываются от куртки силой — Матвей!

— С-собака! — заматерился Шербатый, цепляясь за челюсть. Матвей поддал ему и в живот и согнул на асфальте. Молча, без объяснений, наносил лучшему другу удар за ударом, пока тот пытался отбиться. Я умоляла озверевшую руку:

— Матвей, пожалуйста, не трогай! Он ничего не сделал! Матвей! Он ничего не сделал!

Но рука не слушалась. Она наказывала. Она бдила. Кто-то засвистел. К нам подбежали. Стали разнимать, досталось и Матвею. Сильно. Появился белобрысый. Макс. Стал «успокаивать» дружка на пару с Щербатым, ногами и кулаками, очень доходчиво успокаивать. Пока я не вклинилась, и не заслонила упавшего. Они ещё немного побесились, высказали мне всё что думают, без цензуры, плюнули на нас: «больные», и поковыляли прочь. И я собралась уходить — соседи уже поглядывали с любопытством: что за пьяные разборки средь бела дня? И что там Ларина забыла?

— Вставай, — попросила я, поднимая его с дороги. — Матвей, вставай, ну пожалуйста… вставай…

И он послушно закачался, выпрямился.

— Иди домой, — просила я, дрожа, отпуская его локоть.

— Не хочу.

— Матвей, пожалуйста… перестань…

Он фыркнул. Поглядел мутным взглядом и дыхнул на меня перегаром:

— Попробуй, запрети.

Мою Балтику сковал лёд. Усеял берега острыми глыбами, похоронил под собой живые волны. Матвей дерзко усмехался. Он заметил, что я испугалась. Но я не отступала.

— Хватит!

— А то что? — смотрел он с пьяным вызовом.

— А то… — разозлилась я, — а то закончишь как отец!

Он поморщился и собрался уходить.

— Какая разница…

— Большая! — Включила я училку, распекая широкую спину. — Ты не он! Ты никогда не хотел так! Ты сильнее. Прекрати это, ну пожалуйста! Хватит убиваться по мне. Я не умерла. Но умру, если с тобой что-то случится, — последнее было лишним. Матвей оглянулся. Я отвернулась и трусливо помчалась в подъезд.

Он догнал. Схватил, но я оттолкнула:

— Нет!

— Да, — прижал он меня к себе снова. Сильно.

— Нет, Матвей, пусти! — умоляла я, ощущая свою беспомощность, погружаясь в его кислый хмельной угар. — Пусти! Пожалуйста! Пусти! Я боюсь!

Глава 28

Прощание

— Я боюсь, Матвей!

Он замер, как от пощёчины. Разжал хватку.