Будет ли хорошо, если я получу влияние? Думаю –
И – больше в сущности ничего не хочу:
(о смерти). Если
Понюхал. Умер. И – могила.
Конечно, я ценил ум (без него скучно): но ни на какую степень его не
С умом – интересно; это – само собою. Но почему-то не привлекает и не восхищает (совсем другая категория).
Чем же нас тянет Б<ог>? Явно – не умом, не «премудростью». Чем же?
Любованье мое всегда было
Сколько праздношатающихся интеллигентов «болты болтают»: а в аптекарских магазинах (по 2 на каждой улице) засели прозорливые евреи, и ни один русский не пущен даже в приказчики. Сегодня я раскричался в одном таком: «все взяли вы, евреи, в свои руки». Молоденькая еврейка у кассы мне ответила: «пусть же русские входят с нами в компанию».
– Ведь 100 % дает эта торговля! – сказал я, со слов одного русского «с садоводством» (видел в бане).
– Нет, только 50 процентов.
Пятьдесят процентов барыша!!
Русский ленивец нюхает воздух, не пахнет ли где «оппозицией». И, найдя таковую, немедленно пристает к ней и тогда уже окончательно успокаивается, найдя оправдание себе в мире, найдя смысл свой, найдя в сущности себе «Царство Небесное». Как же в России не быть оппозиции, если она, таким образом, всех успокаивает и разрешает тысячи и миллионы личных проблем.
«Так» было бы неловко существовать; но «так» с оппозицией – есть житейское comme il faut.
Пришел вонючий «разночинец». Пришел со своею ненавистью, пришел со своею завистью, пришел со своею грязью. И грязь, и зависть, и ненависть имели, однако, свою силу, и это окружило его ореолом «мрачного демона отрицания»; но под демоном скрывался просто лакей. Он был не черен, а грязен. И разрушил дворянскую культуру от Державина до Пушкина. Культуру и литературу…
Как мог я говорить («Уед<иненное>») о своем величии, о своей значительности около больного?
Как хватило духу, как смел. Какое легкомыслие.
Нравились ли мне женщины как
Ну, кроме мистики… in concretо[45]
? Вот «та» и «эта» около плеча?Да, именно – «около плеча», но и только. Всегда хотелось пощипать (никогда не щипал). С детства. Всегда любовался, щеки, шея. Более всего грудь.
Но отвернувшись, даже минуты не помнил.
Помнил всегда дух и в нем страдание (это
Хищное («хищная женщина») меня даже не занимало. В самом теле я любил доброту его. Пожалуй – добрóтность его.
Волновали и притягивали, скорее же очаровывали – груди и беременный живот. Я постоянно хотел видеть весь мир беременным.
Мне кажется, женщины «около плеча» это чувствовали. Был сологубовский вечер, с плясавицами («12 привидений»?). Народу тьма. Я сидел в ряду 16-м и, воспользовавшись, что кто-то не сидел ряду в 3-м, к последнему действию перешел туда. Рядом дама лет 45. Так как все состояло вовсе не из «привидений», а из открытых «до сюда» актрис, то я в антракте сказал полусоседке, а отчасти «в воздух»:
– Да, над всем этим смеются и около всего этого играют. А между тем, как все это важно для здоровья! То есть чтобы все это жило, – отнюдь не запиралось, не отрицалось, – и чтобы все около этого совершилось вовремя, естественно и хорошо.
Соседка поняла замечание и сказала серьезно:
– О, да!
– Как расцветают молодые матери! Как вырабатывается их характер, душа! Замужество – как второе