Опечатки

Я называю это техникой «долина облаков». Ты стоишь на краю долины, видишь тут колокольню, там высокое дерево, здесь утес, а всё остальное затянуто туманом. Но ты понимаешь, что раз это всё существует, значит, от одной точки можно добраться до другой. И ты идешь вперед. Когда я пишу, сначала я делаю черновик только для себя. Я прохожу вдоль долины и понимаю, о чем будет эта книга. Я уверен, что настоящие писатели так не делают. Например, Ларри Нивен берет кучу маленьких карточек и на каждой пишет скелет сцены. Я это знаю, потому что однажды мы хотели вместе написать книгу. Обсудив это, мы решили две вещи. Во-первых, любому из нас было разрешено использовать все идеи, которые мы придумали в процессе обсуждения. В конце концов, это всего лишь идеи. А во-вторых, мы поняли, что мы никогда в жизни не сможем совместно работать ни над чем, потому что наши стили работы в принципе не совпадают. Никто никогда не учил меня писать. Никто не говорил, что я делаю не так. Мой первый роман опубликовал первый же издатель, которому я его отправил. Так что я всему учился по ходу дела и теперь мне немного неловко, когда люди начинают читать книги о Плоском мире с «Цвета волшебства» или «Безумной звезды». Это не лучшие мои вещи. Это я, автор, вам говорю. В случае Плоского мира начинать с начала не стоит.

По-настоящему я горжусь книгами, которые написал для детей. Сегодня, разговаривая с детьми, я понял, в чем причина. Они спрашивали меня о черепахах. Потом снова спрашивали о черепахах. Тогда я попросил о черепахах больше не заговаривать. «Ладно, – сказали они, – тогда давай о слонах».

Когда ты пишешь для детей, нужно писать намного точнее. Нужно отвечать на все вопросы. Нельзя оставлять читателей в недоумении. Не стоит на них полагаться – многие пропуски они не смогут заполнить самостоятельно. При этом в наши дни дети очень неплохо соображают в нарративе. Им ясны все сюжеты. Помню, много лет назад моя дочь смотрела приключенческий фильм… ей было тогда восемь или девять… и она сказала, что чернокожий выживет.

Это было примерно на трети фильма – а мы все знаем, что в таких фильмах всегда убивают кучу народу. Я спросил, откуда она это знает. «Этот человек выживет, и эта женщина тоже, и этот черный. А другого черного убьют». Вообще-то она ошиблась, но рассуждала вполне логично.

Она уже понимала, как работают сюжеты. Умные дети часто это понимают. Так что мне довольно трудно писать детские книжки. Всегда нужно опережать читателей.

Я думаю, что причинил много зла миру фэнтези. Моя писанина не слишком-то интеллектуальна, но всё больше и больше людей делают по ней диссертации и дипломы. Получается, я фэнтези-постмодернист. Наверное, это потому, что я поставил в Анк-Морпорке завод по производству презервативов. Кстати сказать, тролль, который занимается упаковкой, решительно не понимает, почему женщины хихикают, когда он пакует «Больших парней». Но вы же не можете представить себе, что в Средиземье тоже есть такая фабрика? Я, к сожалению, могу. Но ее точно нет в Нарнии! А вот Анк-Морпорк вполне способен это пережить. Он может пережить почти всё.

Однажды один мой фанат, который занимается геральдикой, сказал, что мне бы не помешал герб.

Я спросил, могут ли его поддерживать бегемоты, как герб Анк-Морпорка. Он ответил, что для этого нужно быть королевой или городом. Я сказал, что я никак не город, но тем не менее мне ничто не мешает это сделать. «Что произойдет, если я так поступлю?» – спросил я. Он сказал, что это никому не понравится. Я решил, что на дворе две тысячи четвертый год и я это как-нибудь переживу. А еще ему совершенно не понравился девиз города: Quanti canicula ille in fenestra. Это переводится – по-моему, очень мило – как: «И почем эта собачонка в окошке?»

У меня есть тайный план. Когда полетит очередной шаттл, я хочу как-нибудь пронести на борт значок из «Последнего героя». Я подозреваю, что эта латинская фраза означает что-то вроде: «Идущие на смерть не хотят этого делать». Мой контакт среди космонавтов утверждает, что они не против.

Это было ужасно весело. Это принесло мне кучу денег. Я бы хотел быть настоящим писателем, правда. Я не обдумываю свою работу так уж тщательно. Я просто беру и делаю. Раз в месяц-другой я страшно удивляюсь, читая все эти статьи о том, как я потрясающе владею языком и как умно всё делаю. Не-а. Я просто пишу, как пишется. Я говорю это сейчас, потому не представляю, где еще я мог бы это сказать. А потом меня вдруг делают почетным гостем. Здесь полно писателей куда лучше меня, честно. Но я очень благодарен вам за то, что вы меня читаете. Мне нравится эта работа.

В следующем месяце Плоскому миру исполняется двадцать один. В Англии это до сих пор кое-что значит. Когда-то давно с этого возраста разрешалось пить. Но теперь пить официально можно где-то лет с восьми, а в Штатах – примерно с тридцати. Но так или иначе, это совершеннолетие.