Я очень расстроился, когда мою шляпу похитили. Вы все слышали такие истории. Прикуют ли ее к батарее? Получу ли я фотографию, на которой она запечатлена с газетой? Или – жуткая мысль – вдруг она привыкнет к своим похитителям и откажется их покидать? Кажется, это называется стокгольмским синдромом, хотя шведы ничего не понимают в шляпах.
Так что я просто выписал чек на семьдесят пять фунтов на студенческую благотворительность, что и было целью происходящего. Ужасная драма закончилась за десять минут, и я даже не смог переговорить со шляпой по телефону.
Я получил большую черную шляпу назад и снова стал собой.
Я люблю шляпы. Они помогают мне справляться с собственной головой.
Все мужчины в моей семье лысеют сразу после двадцати, чтобы поскорее с этим покончить. Зато нам не приходится ужасаться этому в будущем. Но у нас не остается ничего, что амортизировало бы удары и царапины, которые волосатые люди даже не замечают. Современное средство – бейсболка.
Бейсболка? Я бы лучше съел червяка.
Первую черную шляпу я увидел в магазинчике «Билли Джин» на Уолкот-Стрит в Бате в конце восьмидесятых. Она просто лежала на полке. Она воплощала всё, чего я хотел от шляпы, хотя до этого момента я вообще не понимал, что мне нужна шляпа.
Она была, разумеется, черная, широкополая, довольно твердая и при этом достаточно мягкая, чтобы сохранять пристойный изгиб после некоторых усилий и применения кипящего чайника.
Иногда ты что-нибудь видишь и уже не можешь без этого жить. С тех пор у меня перебывал десяток шляп. На взгляд неспециалиста, все они были одинаковые. Ладно, признаюсь. В детстве меня поразила сцена из «Мстителей», когда Джон Стид открыл дверцу гардероба и продемонстрировал нам уходящие вдаль бесконечные ряды котелков и сложенных зонтиков. Это кое-чему меня научило. Если ты серьезно относишься к шляпам, одной тебе не обойтись.
Некоторые из них после проветривания отправлялись на благотворительные аукционы или становились призами в конкурсах («Выиграй шляпу Терри Пратчетта!»). Одну носит мой переводчик на чешский. Одна погибла. Это была одна из лучших шляп – тонкий войлок, похожий на бархат, идеальная форма, идеальная, как у пикового туза, чернота. Она сидела на голове, как перчатка. Я больше никогда не встречал таких шляп. У меня ушел год на то, чтобы ее достать, и два года на то, чтобы ее сносить.
Не бывает двух одинаковых шляп. У каждой шляпы свой характер. Все завзятые носители шляп это знают. У меня есть тяжелая суконная шляпа, которая очень пригождается для визитов в школы, где ее пытается примерить половина класса, хорошая шляпа для некоторых избранных мероприятий и несколько потертых шляп для автограф-туров. Черная «федора» или «луизиана» не подойдет для Австралии, где я предпочитаю шляпу акубра – самую большую во всей Австралии, если не считать сомбреро. Если приглядеться, вы увидите, где на нее написала коала.
Когда я официально стал считаться знаменитым писателем, черная шляпа сделалась своего рода торговым знаком. Это случилось не намеренно – она просто нравилась фотографам. «А теперь еще кадр в шляпе», – просили они. Вы же всегда делаете то, что просят фотографы? Так что шляпа – даже Шляпа – появилась на рекламных фотографиях и срослась со мной. Она стала частью меня, судя по фотографиям.
Поэтому люди считают, что я должен носить шляпу всегда. «Где ваша шляпа?» – вопрошают они, когда я подписываю книги в магазине. Как будто они не уверены, что это за маленький бородатый лысый человек, и только Шляпа может подтвердить его личность. Читатели хотят фотографироваться со мной на всяких мероприятиях – это нормально, это часть программы, – но я знаю, что, оказываясь перед камерой, они вдруг всё осознают и просят: «В шляпе, конечно».
Пару раз у меня пытались украсть шляпу.