Опекун

– Папа сказал, что подписал приказ о твоём назначении.

Я быстро сел на диване, впился взглядом в вечно бледное лицо жены.

– Та-ак? И?

– Будешь директором приюта…

С дивана вскочил, подошел к жене, взял за плечи.

– Какого ещё приюта?

– Областного.

Я дернул жену на себя, сдавил тисками объятий.

– Лида, что ты говоришь, Лида?

– Да, сказал всё в твои руки, бюджет неограниченный, делай, что хочешь.

– Лида, я тебя люблю.

Глянул ей в глаза… сегодня можно и поцеловать.

-–

Остановил машину, глянул сквозь стекло на обшарпанное здание главного корпуса.

Да уж. Это ещё хуже, чем я предполагал.

Но это и не плохо. Чем хуже объект, тем интереснее будет с ним работать. Я создам в этом гадюшнике своё собственное царство. Тут я буду хозяином, человеком, который приказывает. Повелевает. Отдаёт распоряжения. Я тут главный. Я.

Здание оказалось не самым худшим, что ждало меня в этом заведении.

Хуже была атмосфера. Запущенность, гниль, страх. Небольшая тюрьма для трудных детей. Неугодных. Отбросов, не нужных обществу. Зона, отделённая высоким забором, правда без колючей проволоки.

Это угадывается не сразу. Не в первый день. Только проникнув сюда и пожив здесь, я понял, что значит затравленные взгляды и грозные поступи. Что значит отданные сквозь зубы указания и беспрекословное их выполнение. Одинаковая одежда, причёски, одинаковое выражение лиц. Одинаковые лица.

На лицах этих детей нет детства, нет веселости, непосредственности, нет свободы. Они ничего не ждут. Знают только это. Есть страх, затравленность. Есть напряженный, ожидающий взгляд из-под бровей. Есть желание подчиняться, делать так, как говорят.

Несколько дней я постигаю эту атмосферу. Впитываю кожей. Она не может просто улетучиться, разрушиться при моём появлении. Потому что несколько дней моего здесь нахождения я ничего не делаю, чтобы её изменить. Просто наблюдаю.

Медленно, постепенно во мне зреет цунами. Набирает силу, катится, тихой, неожиданно подползающей волной. Отсроченная, но запланированная ярость. Выжидающая, накапливающаяся. Вот-вот она должна обрушиться на их головы, но когда именно, я пока не знаю.

А случай однажды настал.

Несколько дней в странном ожидании. В этой напряжённой, гнетущей атмосфере. Оно тревожное. Ожидание плохого. Предвкушение беды.

И вот оно, случилось.

На шестой день. Тогда я ещё бегаю по инстанциям, подписываю документы на финансирование, на поставку стройматериала, на усиленное питание, на привилегии для выпускников.

Вечером я поздно возвращаюсь в свой кабинет, разбираю бумаги, составляю план действий на завтра.

Окна кабинета выходят на спальный корпус и порой в задумчивый момент я просматриваю туда, на одинокий фонарь, что светится над входом в темноте. После девяти дверь спального корпуса закрыта на засов изнутри. Воспитатели уходят, остаётся одна дежурная и вахтерша.

Я туда не хожу. Что мне делать мне в спальном корпусе ночью? Но сегодня исключительный случай. Я как раз стою у окна, о чем-то думаю, решаю какие ещё есть прорехи в моих действиях, хочется схватиться за все и сразу. Чтобы одним сильным ударом громыхнуть и рассыпать это замшелое царство.

Вдруг дверь корпуса открылась, выбежала женщина. Я их ещё не знаю всех по именам. Так понял, это дежурная. Кажется, она очень взволнованна. Даже испугана.

Бежит сюда, в здание школы. Зачем? Смотрит на мои окна, рукой машет.

Тревожное предчувствие пронеслось в голове.

Что-то случилось.

Я пошел из кабинета, по коридору. Вышел с черного входа и сразу женщина набросилась на меня, схватилась за рубашку и я даже в темноте увидел, как на моей груди остались на белой ткани капли крови.

– Я не виновата, не виновата! – она словно не в себе.

– В чем дело? – я схватил ее за руки, посмотрел, на ладонях кровь.

В мозг ударило ощущением страха, не хватало только начать работу и сразу сесть за халатность или что там ещё.

К горлу подкатила давно спавшая ярость, глаза постепенно застилает пелена. Усилием воли сдержался, оттолкнул воспитателя и кинулся в корпус.

В коридоре на полу лежит мальчик. В майке и трусах. Ребёнок без сознания, из носа – кровь.

– В чем дело? Что с ним? – спросил я у испуганной вахтерши.

Она с расширенными от ужаса глазами молча смотрит на конвульсию, в которой бьётся ребенок.

– Я не причем, это она, – проговорила испуганно и глянула на меня стеклянным взглядом.

– Быстро, скорую вызывайте! – выкрикнул я и кинулся к ребенку.

Женщина побежала в подсобку.

– Алло, скорая быстрее! Приют, улица Малая, четыре. О, боже! Быстрее!

Тщедушное тело ребенка на плиточным полу выглядит устрашающе.

Мальчик перестал трястись и опал. Теперь он выглядит пугающе спокойным.

– Едет, – вышла из подсобки вахтерша.

Я поднял мальчишку и понес на выход. Пока дошел, скорая уже стояла у главного входа. Хорошо, станция находится почти на соседней улице.

Ребенка увезли. Через час в заведение приехала полиция.

Две женщины, которые находились в этот момент в корпусе – воспитатель и вахтер, не могли внятно ответить что произошло. Детей нельзя поднимать и расспрашивать ночью, поэтому то, что случилось, со слов детей выяснили только через несколько дней.