Опекун безумца

Отдышавшись, Брюс побрел к ближайшей автобусной остановке. Если бы автобус не подъехал сразу, измученный пешеход с опущенным плечом подошел бы к черному автомобилю, постучал согнутым пальцем по стеклу и прошептал: «Ребята, подвезите, все равно нам в одну сторону».

Через шесть остановок Сарджент вышел и направился к своему дому. Между трубочным магазином и лавкой зеленщика, близ курящегося дымками коллекторного колодца расположился уличный музыкант Доменико.

Первые звуки скрипки и приветствие Сарджента зазвучали одновременно и слились. Доменико обнял Сарджента, как родного; прижавшись к небритой щеке старика, Брюс ощутил сырость слез, размазанных под выцветшими глазами. Доменико болтал, не умолкая, и тянул Брюса за собой в пивную; Сарджент успел перехватить изумленный взгляд из черного автомобиля: «Ну и дружки у клиента! Ничего себе – бывший офицер полиции!..»

В гуле пьяных голосов, в дымном чаду пивной, как ни странно, оказалось тепло и уютно. Боль в груди притихла. Не слыша ни слова из того, что говорил ему Доменико, Сарджент видел, как шевелятся губы старика, и Брюсу казалось, что он сидит здесь вечность, и никуда не надо торопиться, только тихо дожидаться своего часа. Поздно вечером Сарджент и Доменико вошли в покрытую пылью квартиру. Из почтового ящика Сарджент извлек счета и три письма от мисс Фаулз, отправленные больше года назад и почему-то пришедшие на его домашний адрес. Может, Дайна сделала, это нарочно? Чтобы Брюс нашел письма, когда вернется, и ему не было бы так одиноко.

Сарджент отправился принять ванну, а когда вернулся, Доменико уже спал в кресле, уронив голову на плечо и сжимая гриф поцарапанной скрипки.

Первая ночь дома почти не подарила сна – все непривычно: не капала вода, не доносились странные звуки из соседних камер, не сопел Хлюпик и можно просматривать сны лицом вниз, зарыв голову в подушку, не опасаясь, что ткнут дубинкой под ребро…

Утро вползло в окно несмело, первые лучи с опаской обнюхивали бедлам на столе, разметавшегося в кресле Доменико и пыль повсюду, которую так и не удосужился стереть Сарджент.

Брюс проснулся оттого, что внезапно прекратился храп. Старик долго возился в ванной и вышел, ступая на цыпочки; в бороде и усах блестели капли воды. Брюс сварил кофе; оба чувствовали неловкость: уместное, естественное, само собой разумеющееся вчера сейчас стало другим.

Старик поспешно собрался. Сарджент решил сделать ему подарок и извлек из шкафа костюм, тот самый, в котором он провожал мисс Фаулз, давным-давно, еще до ухода из полиции, еще до ранения. Обшарил карманы, вытащил газету, с досадой швырнул ее на пол. Доменико, пытаясь угодить, подобрал, развернул иссохшие листы. Сарджент случайно зацепил глазом крупно набранный заголовок: «Гордон Кэлвин отвечает на вопросы о гибели лайнера. Федеральное авиационное управление напоминает растревоженный улей» – и… фотография безумца!

Брюс смежил веки. Побежали кадры мысленного фильма. Вот Бейкер нервно крутит в руках фото: у него болен родственник; Майер улыбается, покачивая головой-дыней; холеные седины Лоретта вплывают в кадр: «Вашего Кэлвина убили!..»

Убили!

Бейкер мог не добиваться, чтобы Сарджента упрятали в тюрьму, и все же через своего адвоката он настоял… Похоже, Брюса специально упекли подальше, нарочно тянули время: пусть все забудется.

В ушах звучало: «Вы идеальный свидетель, иметь такого – одно удовольствие: никто не станет копать».

Но ведь Сарджент совершенно случайно встретил Майера в тот вечер в «Бо-Сит»! Или не случайно? Там же крутился Хорхе Носарь, и его люди преследовали. Майера и Сарджента. Спектакль? В тюрьме Хорхе – кто не знал о его жизнелюбии – вдруг повесился, как только Сарджент предложил ему объясниться…

Брюс потянулся к газете, долго рассматривал лицо Гордона Кэлвина: светлые волосы чуть взъерошены, в глазах испуг и растерянность, и даже испарину удалось пропечатать – отличный снимок, и тень затравленности, будто прямо сейчас, когда щелкает затвор фотокамеры, Гордона волокут на расправу.

И еще Сарджент изумился: как преображает фото человека! Безусловно, Кэлвин! И все же бросается в глаза неуловимое, что так отличает клишированного Кэлвина от живого: у живого, похоже, больше выпячена нижняя губа и волосы казались гуще, наверное, вспышка фотоаппарата безжалостно выхватила прогалины кожи, прикрытые редкими прядями.

Доменико исчез незаметно, и Брюс мысленно благодарил его за проявленный такт. Только что он положил трубку на рычаг – поговорил с Дайной. Поговорили просто и сердечно. Сарджент сказал: «Я не могу без тебя». Дайна ответила: «Я тоже» – и добавила: «Так в чем же дело?» Брюс рассмеялся, и сквозь смех мисс Фаулз разобрала, что он прилетит сегодня же.