Опекун для юной девы

Аршез послушно поднялся, направляясь к выходу из кабинета, и тут заметил портрет на стене, прямо напротив стола Верховного. Он, должно быть, смотрел на него всякий раз, когда поднимал глаза от бегущих по монитору строчек текущих документов. Рыжеволосая женщина с сияющими небесной голубизной глазами была словно соткана из гибких и тонких ветвей деревьев, игры света и тени в листве. Ее аура — чистая и мощная, без единой кровавой нотки — была словно частью ауры окружающего ее леса, неотделима от ауры деревьев, хотя непонятно, как у деревьев может быть столь яркая, столь эмоционально окрашенная аура. Ветви с голубыми листьями, столь знакомые Ару по посещению сада, стремились укутать фигуру женщины, словно плащом. И ей даже приходилось отводить одну из них от лица тонкой, почти прозрачной рукой. Ветвь, на которой горели, словно маленькие солнышки, три ярко-желтых цветка. А за плечом у женщины виднелся очень светлый ствол с явственным отпечатком двух ладоней.

И от этого отпечатка Аршез все никак не мог отвести глаз, замерев перед портретом.

— Скажите, куратор… — наконец решился он на вопрос.

— Риниеритин, — поправил тот.

— Риниеритин. Скажите, этот след на стволе, он что-то значит?

— Сам по себе? Конечно же, нет. Это всего лишь свидетельство того, что души тех, чьи ладони соприкоснулись с деревом, находились в этот миг в определенной гармонии, из-за чего их ауры сплелись и создали тем самым мощный импульс, сумевший войти в резонанс с аурой дерева и пробить его энергетический контур. В мое время было принято видеть в этом некий знак… Но, понимаешь, Аршез… Этот знак не принимает за тебя решения, не меняет твою судьбу, не делает неизбежным… что бы то ни было. Бытовало поверье, что Древо способно скрепить ауры двух, пришедших к нему, навеки. Это не так. Древо лишь отражает. То, что есть на данный момент. Результат уже проделанной душевной работы. Оно не делает эту работу за тебя. Ни сейчас, ни в будущем. Я знал немало пар, Аршез, чьи ладони вот так же отпечатывались на одном из стволов в Священной роще, а они умудрялись разрушить все, что меж ними было, за несчастный десяток лет. А отпечаток… так и оставался тем, чем он и является — всего лишь отпечатком. Идем, твоя дева ждет.

* * *

Аня разбирала книги. Волновалась, конечно, ведь дикое волнение Аршеза, которое он безуспешно пытался скрыть, она ощущала непрестанно с того момента, как вручила ему эту злосчастную записку. Он расслабился, кажется, только в саду. А до этого у него даже руки сводило от напряжения, а он все пытался делать вид, что ничего особенного с ним не происходит.

Так боялся Рината, оказавшегося не просто каким-то большим начальником, а самым большим из тех, что и быть-то могут. Слишком большим… Но в человека, в таком случае, он играл еще лучше Ара, поскольку при общении гигантская дистанция между ним — Великим Господином и ей, оказавшейся по местным законам просто вещью, не ощущалась вовсе. Ну не чувствовала Аня в нем угрозы, вот совсем не чувствовала!

Впрочем, она, как известно, тот еще специалист по распознанию истины! Неделю прожить с вампиром в стране, которой правят вампиры, и не понять… А как она должна была понять, ну вот как?!

Да элементарно, вздыхала девочка, глядя на разложенные перед ней книги. В ближайший книжный зайти. В раздел «Учебники». У них же даже в «Букваре» на букву «В» вампир значится! И нарисован такой… красивый, просто сказочно… И зрачок вертикальный прорисован, и словно облако вокруг — их аура.

Но больше всего из предложенных ей хозяином дома книг ее впечатлил не букварь, а… учебник «Вампирологии»! Да-да, у них был такой учебник! И такой предмет в школе — вот прямо с первого класса! Никаких тайн и секретов, вся информация в одном месте — бери да изучай!

Углубиться в чтение не удалось — распахнулась дверь, и в комнату буквально ворвался Аршез. В мгновение ока преодолел разделяющее их расстояние, подхватил на руки и закружил, обдавая волной какого-то запредельного, вселенского счастья. Ее туфли слетели, не выдержав такого напора, но ни он, ни она этого даже не заметили.

— Ар? Ар, ты чего? — спрашивала, уже смеясь: его эмоции пьянили, завораживали, захлестывали. Бесконечное облегчение и безграничная радость. Его, да, она понимала. Но им навстречу поднимались ее облегчение и ее радость, ведь если он так рад, значит, все его страхи не сбылись, и Ринат — хороший, и все у них теперь хорошо будет.