Опекун для юной девы

— Избранница вампира — это принцесса в золотых туфельках, Анют, я, вроде, говорил, — печально улыбается на это Аршез. — Смотрятся эти туфельки на ножке просто сказочно красиво. И зависть вызывают жгучую. Вот только ходить в туфлях из чистого золота не слишком удобно. И больно, и тяжело, и ноги в кровь стираются. А надо еще все время улыбаться, ведь ты — Принцесса, — он нежно притягивает ее к себе и целует в висок. Потом трется об него щекой. — Придется всю жизнь носить тебя на руках. Я не хочу, чтоб моя девочка сбивала ноги из-за неподходящей ей обуви.

— А снять их никак не получится? — почти шепчет она. Жалобно, с такой отчаянной надеждой.

— Нет, малыш. В самом деле никак… Да даже если б можно было, я был бы против, ребенок. Пожизненный контракт Избранницы — это не просто кабала, это еще и защита.

— От чего?

— От кого. От любого другого вампира. Который уже никогда не сможет подписать с тобой никакой контракт. Даже после того, как мы расстанемся. Это своего рода благодарность: за отданные мне лучшие годы я храню твою жизнь и забочусь о ней до конца твоих дней.

— Но… Зачем? Ты ж мне сам рассказываешь: быть Избранницей престижно, сожительствовать с вампиром — законно и почетно, хранить мою жизнь и здоровье вам экономически и политически выгодно. Если мои отношения с тобой закончены — почему я не могу уйти к другому вампиру? Заключать разовые контракты в свое удовольствие, раз это так здесь приветствуется?

— Потому, что вампиры — разные, и контракты тоже бывают разные. Тот же контракт Избранницы трудно получить, но за деньги их можно купить хоть двадцать одновременно, и никто в этом случае не поинтересуется, что стало с твоими предыдущими. А можно купить и просто контракт на смерть. Цена у него баснословная, но богатых отморозков, приезжающих сюда не работать, а развлекаться изощренными убийствами, к сожалению, хватает… Есть, в конце концов, просто вероятность несчастного случая, которая все возрастает по мере истощения организма от постоянных контактов, есть привычка к нашей ауре, заставляющая тянуться к любому вампиру, забывая о собственной безопасности… Есть очень много плохого, Анют, с чем человеку почти невозможно справиться. И слава светочу, что хоть от части этого я имею законную возможность тебя оградить!

Она молчит, затихнув в его руках. Жутко. Как же все это жутко…

— Ар, — зовет наконец. — Как они здесь вообще живут? Если можно просто купить… разрешение на убийство любого… вообще любого…

— Воспитание, пропаганда… Красивые легенды. Людей не убивают, их «забирают за Бездну». В сказочный город, похожий на сад, в страну вечного счастья. И не всех, а самых-самых достойных.

— Можно я никогда не стану этого достойной?

— Нужно, малыш. Я ведь уже поклялся. Твоя жизнь — мое самое большое сокровище.

— Потому, что больше не выдадут?

— Потому, что больше мне никто уже и не нужен. В глазки твои хочу смотреть. Запахом твоим наслаждаться. Твою улыбку сердцем чувствовать… Пойдешь со мной, ребенок? Попробуешь мне поверить?

Она кивнула, обнимая его крепко-крепко. В этой безумной стране чудовищных норм и законов у нее есть только он. Вампир, да. Но ведь прежде всего — Аршез. Тот Аршез, которого она за эту неделю узнала, к которому привязалась, которого полюбила… Ну… как брата… как друга… а, неважно, как это называется! Ее Ар — он настоящий! И он не предаст, он не обидит… Вампир… Ну, что же делать? Она привыкнет. Тут вся страна с этим как-то живет, и ничего.

— Полетели домой? — он снова поцеловал ее в висок и чуть отстранился, подавая руку, чтобы помочь спрыгнуть на пол.

И уверенно направился к двери, держа свою деву за руку… Чтобы у двери и остановиться. — Н-да, — покачал головой, безуспешно попытавшись открыть. — А отпереть-то нас забыли. Ничего, малыш, сейчас кого-нибудь позовем.

Он постучал — скорее для вида — посылая при этом ментальный приказ местному начальству. Надо, все-таки, формальности улаживать. Услышал шевеление на крыльце, кто-то торопливо вошел в здание. Ждали, что он и вылетать через окно будет, что ли? Нет уж, хорошенького понемножку.

— В итоге арестовали обоих, — вздохнул преувеличенно печально. — А нам домой надо. Там такой разгром… Убираться и убираться… Что, кстати, у нас с ванной случилось? — уже всерьез поинтересовался у своей девы.

— А ты не помнишь? — удивилась Аня.

— Помню твои глаза. Как ты эмоции в меня кинула. Попытался уйти, вокруг все плыло, чуть косяк лбом не вынес… Дальше помню только бульвар, на воздухе отпустило… Про ванну не помню, — признал очевидное.

— Ты мне тампоны там искал.

— Нашел?

— Нашел, — уточнять, где, не стала. — Швырнул в лицо.

— Я не хотел, Анют, правда, — она почувствовала, что он расстроился. — У меня нет привычки швырять в лицо, даже в сильном гневе, видно, руки совсем не слушались, не рассчитал…

— Да верю, верю. Раз уж у тебя мебель летела… Вставлять не стал — и то спасибо.

— Это бы мы с тобой… довставлялись, — он улыбнулся чуть виновато, но все же проказливо. Она несмело улыбнулась в ответ, опуская глаза.

Послышался поворот ключа, их выпустили, рассыпавшись в извинениях за недоразумение.