От ее голоса мальчик вздрогнул и сжался еще сильнее. Но Зотов не привык отступать и придвинул свою руку еще ближе к нему. Мальчик, наконец разомкнул руки, сжатые в замок и неуверенно прикоснулся к руке мужчины:
- Ан-дрей, – с легкой заминкой произнес он и, почувствовав легкое ответное пожатие пальцев, тут же опустил голову.
- Вот и познакомились. Как у тебя дела?
- Хорошо, – он опять сцепил пальцы в замок, сжав их практически до синевы. От внимательного взгляда юриста не ускользнули желтоватые пятна застарелых синяков, выглядывающие из-под рукава свитера Андрея.
- Дядя тебя навещает?
- Нет.
- А друзья у тебя здесь есть?
- Нет.
- Андрюша, ты в комнате живешь один?
- Нет.
- И сколько вас человек в комнате?
- Четыре.
Этот странный диалог напоминал Зотову детскую игру «Да и нет не говори…», только наоборот. Как он не пытался разговорить мальчика тот совсем не шел на контакт. По всем внешним признакам Андрей напоминал одного из участников его самого первого процесса. Это было дело о лишении родительских прав мужчины, подвергавшего домашнему насилию своих детей. Андрей сейчас был полной копией тех детей, но там был отец-садист, а здесь государственное образовательное учреждение. И в этот самый момент у Валерия Михайловича проснулась Совесть. Его Великая и Ужасная Совесть не могла позволить бросить мальчика здесь.
====== Глава 3. Приехал! ======
Говорят, что деньги решают всё, но это не так. Иногда «всё» решают связи. В данном случае сначала подвязали связи Семы, и вот уже в специализированный интернат города N-ска прибыла комиссия из Краевого департамента социальной защиты населения. Непродолжительная беседа с Лидией Эдмундовной и получено заключение внутреннего медико-педагогического консилиума о нецелесообразности дальнейшего пребывания Андрея в этом заведении, о необходимости поместить ребенка в домашнюю среду, а также повторного комплексного медицинского обследования на соответствие заболевания и проводимого лечения. Тут же был выдвинут судебный иск к дяде Андрея о ненадлежащем исполнении обязанностей опекуна, повлекшим за собой тяжелую психологическую травму и, как следствие, ухудшение здоровья ребенка. Так же в судебном порядке Зотов подал прошение об опеке и повода ему отказать ни у кого не нашлось. Единственное, так это требовалось непосредственно согласие самого Андрея. Когда мальчику предложили сменить опекуна, он спросил только одно: «А меня заберут отсюда?» и, получив утвердительный ответ, сразу согласился.
Лев Веснов был категорически не согласен со сложившейся ситуацией. Ведь, по сути, у него прямо из рук уплывал хорошо налаженный бизнес, за который он собирался побороться. О своем племяннике он даже не вспоминал. Зотову, наоборот, нужен был только ребенок, но понимая настрой бывшего опекуна, решил попортить тому кровушки, и если не вернуть бизнес, то хотя бы развалить его, ничего не оставив этому человеку. Чего-чего, а опыта в подобных судебных делах у него было вполне достаточно.
Единственным человеком, который даже и не подозревал о проходившей «войне», был сам Андрей. Все эти дни он находился в некой прострации. После того, как директриса объявила о том, что его скоро заберут в семью, жизнь круто изменилась. Самым главным для мальчика стало то, что его просто оставили в покое и перестали бить. Может быть, желающие и были, но только воспитатели теперь следили и не допускали произвола со стороны более сильных воспитанников. Хотя словесно его и задирали, но Андрей, вжимая голову в плечи, словно мантру твердил про себя одно и то же: «Это все скоро закончится. Я уеду отсюда, и все закончится. Совсем чуть-чуть потерпеть, и все закончится».
Двадцать второе декабря должен был стать для Андрея переломным моментом, шагом в новую жизнь. Именно в этот день его обещал забрать новый опекун. С самого утра мальчик был в ожидании и на взводе. Порой ему казалось, что это очередная злая шутка, что за ним никто не приедет. А злые подъебки других воспитанников только подливали масла в огонь. Когда прошел обед и всех стали загонять в комнаты на тихий час, Андрей упорно не хотел уезжать из холла.
- Смотрите, наш прикалеченный все сидит и сидит, а его новый папик никак не едет, – дружный хохот заглушил слова местного заводилы. Тут же его ближайшие подпевалы начали изгаляться в «остроумии»:
- Да, дядька бухой был, а как протрезвел, очканул. Вот и нету теперь.
- Не-не, он хотел домашнюю соску. А че? Удобно, дома сидит, отсасывает по первому щелчку, только вот за калекой памперсы убирать неохота.
- Вы гоните! Мужик этот педофил, а как узнал, что нашему утырку уже шестнадцать, так у него там все опало и не встает. Нахера он ему? – и опять ненавистное ржание этих отморозков будто бы ножом резало по сердцу невыносимой болью, а на глаза наворачивались слезы. «Это все скоро закончится. Я уеду отсюда, и все закончится. Совсем чуть-чуть потерпеть, и все закончится», – твердил Андрей, глотая непролитые слезы.