Опекун. Вне закона

Получается, я заставляю страдать двух людей, теперь трёх, потому что и Амина от этого страдает. С одной стороны, она и есть причина данного конфликта, но с другой – я должна была знать, что случилось много лет назад. Но после того, как мне трое уже сказали, каким был мой отец, и по каким причинам Марат с ним расправился, я должна принять решение. Дядя Игорь был прав, и мне нужно выбрать того, кто присутствует в моей жизни сейчас. Того, кого я люблю всем своим сердцем, и кто любит меня в ответ, а не человека, который предал маму и друзей. Больше всего мне за маму обидно, она полжизни была ему верна, не нашла себе другого мужчину, потому что дорожила памятью о муже. А он что сделал? Променял её на непонятно кого.

– Я приготовлю что-нибудь поесть, – сообщаю Амине и направляюсь в сторону кухни.

– Можно мне тебе помочь? – не перестаёт удивлять девчонка.

– Можно, конечно, – с улыбкой отвечаю, всё ещё не веря, что она сама ко мне приехала и попросилась пожить.

Достав из шкафчика картошку, я говорю Амине, что она может пока чистить, а я разберусь с мясом. Увлёкшись процессом, я снова погружаюсь в свои мысли. Ставлю на воображаемые весы свои сегодняшние ценности и то, что я могла бы иметь, был бы жив папа.

Сегодня у меня есть любимый муж, ребёнок под сердцем и дом – всё что нужно для счастья. А если бы отца не убили, он бы бросил нас с мамой и уехал со своей любовницей, мама бы не пошла бы на работу к Марату, корячась на швейной фабрике, может, я бы не закончила институт, точно не встретила бы Самойлова, а встречалась с кем-то вроде Максима, который на чашку кофе позвал спустя вечность.

Как там говорят? Всё что не делается, всё к лучшему? Так может,всё так, как должно быть? Нам дают дорогу с рождения, и какие бы мы не выбирали обходные тропинки, путь всё равно выведет нас на ту же дорогу. Имею ли я право лишать своего ребёнка полноценной семьи и любящих его родителей? Имею ли я право лишать себя и Марата счастья только потому, что двадцать лет назад что-то произошло? Нет, я не имею права, мне нужно засунуть свои истерики в одно место и вернуться домой, под крыло мужа, который не даст меня в обиду и будет защищать нашу семью ото всех, включая близких людей, желающих причинить нам вред.

– Ай! – раздаётся за спиной, и я разворачиваюсь.

– В чём дело, порезалась? – смотрю на Амину, на ей палец, весь в крови, потом перевожу взгляд на картошку, точнее, её ошмётки. – Ты впервые чистишь картошку, – не спрашиваю, констатирую, и достаю аптечку.

– У нас всегда готовила домработница, или мама заказывала в ресторане, – пожимает плечами девочка.

Присев рядом с ней, я принимаюсь обрабатывать маленький порез. Амина шипит, когда я прыскаю на рану антисептик, и я на автомате дую на палец, после чего наклеиваю пластырь.

– Готово, ничего страшного, до свадьбы заживёт… – не успеваю договорить, как на меня кидаются с объятиями.

Амина обвивает мою шею руками и утыкается носом в моё плечо. Сначала я стою в шоке, но потом обнимаю её в ответ, чувствуя, как этой девочке не хватает простой и человеческой любви. Родителей, их заботы и ласки, в которой нуждается любой ребёнок.

– Прости меня, – всхлипывает девчонка.

– За что? – с улыбкой спрашиваю, поглаживая её по спине.

– Ты очень хорошая, а я вела себя как идиотка, – шмыгает носом, сжимая меня так, что ещё чуть-чуть и задушит.

– Все в порядке, не переживай, – отвечаю искренне.

Я не в обиде на неё, ведь сразу поняла, что её поведение всего лишь протест.

– Ты за несколько дней интересовалась мной больше, чем родные родители за всю мою жизнь, – продолжает говорить, а я не смею её перебивать. – Папа всегда спрашивал только про деньги, а мама… она никогда не дула на мои раны, даже когда я в детстве коленки себе разбивала, она везла к врачу, и сама ждала в коридоре, а мне было страшно, потому что маленькая была. Мне хотелось, чтобы меня держали за руку и говорили, что всё будет хорошо, – она рассказывает со слезами, и я сама уже бесшумно рыдаю.

– Мне очень жаль, Амин, правда, – обнимаю её и провожу рукой по волосам.

– Ты вернёшься домой? – вдруг спрашивает, отстранившись.

– Вернусь, – киваю, улыбаясь и вытирая мокрые от слёз щеки.

– Как думаешь, папа будет против, если я останусь с вами жить? – осторожно спрашивает.

– Что ты такое говоришь! Папа будет только рад, – успокаиваю, накрыв ладонью её лицо и большими пальцами убирая влажные дорожки. – И я буду очень рада…

– Я больше не буду себя так вести, – прерывает меня. – Буду жить в той комнате, она мне очень нравится, помогать тебе по дому…

– Ты будешь делать только то, что тебе захочется, никто не поставит тебе условий, – говорю и не могу перестать улыбаться.

– Тогда буду нянчить братика или сестру, – сама улыбается мне, и я впервые вижу в её глазах спокойствие и радость.

– Всё будет хорошо, – прижимаю Амину к своей груди, и она обвивает мою талию своими ручками.

– Научишь готовить? – спрашивает аккуратно. – И папу позовём, похвастаюсь ужином, который я приготовила, – оживлённым голосом произносит.

– Конечно, давай начнём, – отвечаю, и мы принимаемся за работу.