Опекун

А дальше выяснилось, что кататься Маша не умеет. Совсем.

Дорожки и аллейки Нескучного сада, по которым в детстве гонял в казаков-разбойников, я теперь пробегал рысцой, держа велосипед с Машей одной рукой за руль, другой за седло. Велик кренился, Маша падала, я ловил. Мы смеялись и кричали. Ольга с мрачным видом шла и курила или впереди нас, или далеко отстав.

Когда мы наконец добрались до аттракционов, то были взмокшие, уставшие и голодные. И я предложил сначала поесть.

Обед был слегка испорчен кислой Ольгиной физиономией. Как я ни старался вовлечь ее в беседу, шутил, говорил комплименты, настроение ее не улучшалось. Зато Машка была очень довольна. У нее начало немножко получаться кататься. Она рассказывала, что отлично умела гонять на трехколесном, и сказала наконец, за что получила сегодня пятерку.

«Вот ведь, господи, человека еще нет, девять лет всего, — думал я про нее, — а какая уже женщина, блин. Вот уж сучье племя, воистину».

После десерта Ольга сказала, что ей неплохо было бы поехать позаниматься перед завтрашним переводом. И что мы можем спокойно догулять, а она и сама отлично доберется на такси. Мне еле удалось уговорить ее остаться.

На аттракционах Ольга с нами не каталась. Единственно проехала кружок на колесе обозрения. Мы с Машей прокатились дважды. Велосипед мы оставили у дежурного. Потом на велике сидела Ольга, ожидая, пока мы накатаемся на очередных каруселях или американских горках.

Когда мы, наконец, засобирались назад к машине, Ольга сказала:

— Нет, ребят, давайте вы одни. Пока вы до тачки доберетесь, я уже дома буду.

И я не стал ее удерживать.

Однако добрались мы быстро. Машка устала, и ехать на велосипеде не могла. Она ехала на мне, а велик я катил рукой.

Как я и ожидал, Ольгиного пежо на стоянке у дома уже не было. На столе на кухне она оставила записку: I’ll be back. И нарисовала кулак с поднятым большим пальцем.

— Можешь прочитать? — спросил я Машу. Английский она учила уже два года.

— Я буду взад, — с запинкой перевела она.

Я заржал, не удержался.

— Нет, — смеясь проговорил я, — она не будет в зад. Она просто вернется. У тебя на завтра уроки есть?

— Поназадавали, — вздохнула Маша.

— Сейчас делаем уроки, потом ужин, душ и спать. И никакого телевизора, — составил я программу на вечер. — У тебя завтра непростой день. Когда ты вернешься из школы, меня дома не будет. У меня работа, поэтому обедать будешь сама. Если захочешь, можешь потом пойти погулять. Только от дома далеко не уходи, чтобы не заблудиться. И телефон с собой не забудь. Если что, звони мне. Потом еще поучимся дверь отпирать-запирать.

— А у меня ведь нет никакого чипа, правда? — спросила Маша.

— Конечно, нет. Я шутил, — улыбнулся я.

Маша кивнула.

— Ничего, я и так не потеряюсь, — пробурчала она себе под нос.

— Да, вот еще что, — продолжил я давать ценные указания. — Когда у тебя в школе сопрут айфон, а сопрут его обязательно…

Маша испуганно на меня взглянула.

— Не пугайся и не расстраивайся. Купим новый.

— Не сопрут, — уверенно сказала она.

— Хорошо, — не стал спорить я. — Давай теперь, что у тебя с уроками?

Ольга приехала через три дня. Я был рад ее видеть. Маша нет, и это тоже было видно.

— Оль, у нас с Машкой проблема, — сказал я, когда, после ужина и полученной порции принцесс, девочка была ингибирована в кровати. — Мы ездили к ней домой, там одежды для нее никакой нет. Или мала стала, или такая страшная, что на ребенка не наденешь. Давай мотнемся по магазинам, купим ей. Ты все-таки лучше в этом понимаешь.

Ольга поморщилась, но согласилась.

— Когда? — спросила она.

— Завтра пятница, давай на выходных.

— В субботу. В воскресенье иду к маме.

— В субботу если только с утра, потом дороги забьют, — теперь поморщился я.

— А что мешает? Я могу у тебя до воскресенья побыть. Заодно и обедом нормальным пару раз накормлю.

— По субботам Машка учится, бедные дети. Ладно, пусть у ребенка будет праздник, не пойдет в школу.

— У нее и так сплошной праздник с таким папой, — проворчала Ольга. — Лучше, небось, чем с родной мамой было.

— Конечно, лучше, — согласился я. — Мама у нее от рака умирала.

В субботу поехали в «Рио» на Севастопольском. Провели там полдня, и это были очень плохие полдня. Машке купили кеды и джинсы. Все. Вся остальная одежда была отвергнута. Нет, Маша не падала на спину и не кричала, что такое она носить не будет. Она с молчанием соглашалась на любое предложение. Но ее молчание было столь красноречиво, что сразу становилось понятно: она сирота, и выбирать у нее права нет, но эту модель, или этот цвет может предложить только человек с полным отсутствием вкуса и воображения.

Когда измученная Ольга пыталась добиться от нее, чего же та хочет сама, то ответом ей было молчание и пожатие плечами.

— Ладно, — сказал я, когда мы, наконец, выбравшись из торговой зоны, сидели в ресторане, — завтра поедем в «Мегу», может, там чего купим.

— А смысл? — спросила Ольга. — Магазины те же самые. Мне кажется, здесь дело не в барахле, а в чем-то другом, — и она внимательно посмотрела на Машу.

Та с безразличным видом ковыряла вилкой в тарелке.