Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности»

Купеческий сын завыл. Злодей с поломанной рукой стонал.

– Эй, Иван, а ты чего не садишься? Вместе поедем – с тебя ещё показания взять надо, ты главный свидетель и участник схватки.

Иван вздохнул и нехотя уселся на подводу. Места на ней уже не было, и Андрей зашагал рядом.

Лязгин в экспедиции удивился, завидев подводу, полную связанных людей.

– Это ты чего? Неуж свидетелей привёз? А связал зачем?

Лязгин вопросительно смотрел на товарища.

Андрей объяснил ситуацию.

– Хм, получается – дело по купцу закрыли, коли свидетелей нашёл, а по сынку его открыли. То ли ты невезучий, Андрей, то ли наоборот. Одно дело завершил и второе, почитай, – тоже.

– Везучий, Иван Трофимович. И с дубиной на меня сегодня вот этот, в живот раненный, пёр, и с ножом кидался – тот, который стонет. А я – вот он, живой и без царапинки. Спасибо Ивану, – кивнул Андрей на дворника, – помог мне с ними совладать.

– Значит, всё-таки – везучий, – согласился Лязгин. – Ну, коли так – пиши бумаги. До вечера чтобы успел. На обоих сразу в суд и передадим – на купца да на сына его с шайкой. За шайку-то больше дают. Хотя куда уж больше виселицы.

Когда стаскивали купеческого сынка с подводы, он брыкался, выл, пытался укусить. Глаза его вылезли из орбит, и он казался сумасшедшим.

– Как думаешь, Иван Трофимович, на самом деле он свихнулся или прикидывается?

– А суду всё едино. Вздёрнут, и все дела.

Через день состоялся суд. В один день судили обоих, только отца утром приговорили к десяти годам каторги, а сына с бандой – к повешению. Приговор привели к исполнению на следующий день. А чего преступника в тюрьме держать, тратить деньги казённые на его кормёжку?

Купец, как узнал, к каким страшным последствиям привёл его поступок, едва руки на себя не наложил, хорошо – надзиратели тюремные углядели.

День шёл за днём, прошла неделя. Андрей вспомнил о трёх днях отпуска, что когда-то обещали Лязгин да и Чичерин. Сейчас они были бы как нельзя кстати – к отцу ведь съездить надо, о Василисе поговорить.

Лязгин думал недолго.

– Дел мало, розыскники не загружены – езжай!

Обрадованный Андрей прикинул: получалось, вместе с воскресеньем – четыре дня. День на дорогу туда, столько же обратно, два полных дня на родине. Сосем неплохо.

После работы он пошёл к Рыбневым – всё-таки надо сообщить об отъезде. Нифонт обрадовался.

– А как добираться будешь? Снег уже тает, дороги развезло. Хочешь, я тебе лошадь найду? Ты в седле держаться-то умеешь?

– Обижаете, Нифонт Петрович, я же дворянин потомственный.

– Считай, договорились. Когда надо?

– Хоть завтра.

– Будет, приходи с утра. Только не загони лошадку да кормить не забывай.

Андрей посмотрел на Нифонта укоризненно. Купец смутился:

– Да это я так, к слову.

Задерживаться у Рыбневых Андрей не стал – надо было ещё собраться к выезду. Да и Нифонту насчёт лошади договориться необходимо. Где уж он её возьмёт – не Андрея забота, сам вызвался помочь.

И слово своё купец сдержал: утром Нифонт завёл Андрея во двор, где уже стояла осёдланная лошадь.

– Видал? – гордо приосанился Нифонт.

– Как звать-то?

Нифонт смешался.

– Вот простодыра! – Он хлопнул себя по лбу. – Забыл спросить!

Андрей вытащил из кармана припасённый ломоть хлеба, посыпанный солью, и протянул к лошадиной морде. Лошадка обнюхала угощение и аккуратно взяла губами краюху с ладони.

– Всё, Нифонт, мы подружились с нею, и теперь не важно, как её звать.

– С Василисой-то пойди попрощайся.

Андрей забежал в дом, а девица уже ждёт – у окна стояла. Чего тут говорить! Андрей обнял Василису, притянув к себе, и впился в сладкие, пухлые девичьи губы.

– Не скучай, милая, я скоро.

– Боюсь я, – молвила Василиса.

– Чего же?

– Вдруг батюшка твой не согласится с нами родниться, благословения не даст?

– Даст, уговорю.

Василиса покраснела и опустила глаза.

– Смотри, я жду, любый.

И убежала в комнату.

Андрей вышел из дома, пожал руку Нифонту. Купец распахнул ворота. Андрей взлетел в седло, помахал рукой. Лошадка без понукания тронулась.

Дорога и в самом деле оказалась тяжёлой. По самой дороге, собственно, и ехать было невозможно – снег был перемешан с грязью в серую кашу, сдобренную водой.

Лошадка сама выбрала путь по обочине. И уже ближе к вечеру – даже посветлу – Андрей подъезжал к отцовскому имению.

С радостью и необъяснимой грустью он смотрел на отчий дом – деревянный, с потемневшим срубом, но забор – ровный, во дворе – порядок, чувствовался хозяйский пригляд.

Отец, завидев на пороге сына, едва не прослезился. Обнял, потом отстранился, внимательно поглядел на шитьё на воротнике сюртука.

– Это до каких же чинов ты дослужился, сын?

– Коллежский секретарь пока.

– Молодец, я всегда знал, что ты башковитый, в нашу породу. Ну заходи в дом.

– Не могу, мне бы сначала лошадь пристроить.

– А чего её пристраивать – место в конюшне есть. Федька, поди сюда!

Из глубины дома выбежал подросток.

– Вот, сынок мой приехал, в люди выбился в стольном граде. – Отец явно был рал прибытию сына и гордился им. – Поди, сведи лошадь его в конюшню, расседлай, задай овса да напои.

– Всё исполню, барин, как велишь.

Подросток направился к лошади.

– Отец, это кто такой, почему не знаю?