Что я мог сказать, только смотрел на свою половинку, боясь протянуть к ней руки. Медленно раздевался, загораясь всё сильнее и сильнее. Понимал, что не прикоснусь к ней, пока не смою всю тюремную грязь. Стоял под упругими струйками душа, смотрел, как моя женщина, потупив глаза, собирает с пола в большой целлофановый пакет мою тюремную одежду. Вышла, не прикрыв дверь. И я весь в предвкушении, что она сейчас вернётся и нырнет ко мне под эти горячие струйки воды. Я ждал, я хотел этого. Не дождался, брился и психовал, что позволил уйти. Не подчинил её своему желанию. Злость и обида мгновенно пропали, когда я увидел свою Вику в коротком шёлковом халатике ярко-красного цвета. Без пуговиц, на одном только тоненьком, как шнурок, пояске. Как я долго развязываю этот поясок. Медленно-медленно раздвигаю полы халатика. Замираю от счастья и не могу насмотреться на тело моей женщины. Вика закрывает глаза. Наши губы соприкасаются. Она обжигает меня поцелуями. Я, наверное, умру от желания к своей любимой. Боже, как мы долго не были вместе… И чем она так сильно меня приворожила? Она совсем не трепещет от страсти, совсем не задыхается в моих объятиях. Я боюсь сделать ей больно, я никогда не настаиваю ни на чём, если она не хочет. Наш такой консервативно-классический секс, такой целомудренный, уносит меня на седьмое небо. И это меня, который с пятнадцати лет познал все изыски постельной любви. Я никогда не решусь предложить посмотреть вместе порнушку. Да по большому счету, нам это и не нужно. Она рядом, она моя и мне этого достаточно. Конечно, немного обидно, что она не будет расспрашивать о том, как мне было плохо там, в заключении, когда боялся, как последний пацан во дворе. И как, можно сказать, героически, всё это разрулил, и как меня теперь уважают. А может, она об этом уже всё знает и совсем не хочет возвращать меня к прошлому, ещё такому близкому. И правильно, зачем смаковать прошедшее, мрачное до ужаса. Вдруг оно возьмёт и вернётся. Она никогда не расспрашивает меня и о работе, для неё непонятной, заведшей меня в очень непростую ситуацию. Но опять же, разве я ей хоть что-то расскажу? Даже если и мог бы, не стал. Зачем волновать любимого человека? Я клянусь себе, что всё брошу, если моя Вика заплачет, просто попросит меня не делать больше того, что может нас надолго разлучить. Но она не плачет, не просит меня ни о чём, и всё в наших отношениях так, как будто я вернулся с морей, из не очень дальнего рейса.
Незаметно и безмятежно летит время, скоро Новый год. Я никуда не выхожу, ни с кем не встречаюсь, наслаждаюсь уютом и теплом нашего семейного гнёздышка, в объятиях моей ласковой жёнушки. Когда я рядом с ней, не могу себя представить рядом с любвеобильной соседкой Галочкой, Галчонком, которая так легко уводила меня в мир любовных грешных страстей, в мир физического наслаждения, такого далекого от любви, от страдания, от чувства, когда просто обмираешь от счастья, обладая любимой женщиной. И снова я задаю себе одни и те же вопросы: «Почему моя любовь, моё семейное счастье не может меня защитить, встать непреодолимым щитом между мной и другими женщинами? Почему, когда нет рядом Вики, я легко соблазнился тюремной медсестрой? И никогда не откажусь, если вдруг Танюша позовёт меня в гости. Почему я совсем другой, когда рядом со мной нет моей жены?» На эти вопросы у меня нет ответа, а пока не выхожу за дверь квартиры, чтобы как можно дольше насладиться семейным счастьем, чтобы навсегда вложить его в подсознание и молиться, чтобы оно никогда не исчезло.