ОПЕР, или В городе нашенском

Около главной двери меня ожидал сюрприз. Час ночи, и эта самая дверь закрыта. Не вижу звонка, не знаю, как попасть к себе в номер, не могу решиться постучать в дверь. Пока я мучился в сомнениях, дверь открылась и появилась хозяйка в лёгком шёлковом халатике, который струился вокруг её тела до самого пола. Застёгнутый под горло, не открывающий ни сантиметра тела, он, однако не скрывал ничего. Очень откровенно обрисовывая все женские округлости. Она была совсем не заспанной, а очень тщательно причесанной, с лёгкой косметикой на лице. Вот это класс! Что-то бормочу на английском, извиняюсь за позднее появление. Женщина, видя моё смущение, улыбается весело и, кажется, даже ласково. Это меня бодрит до такой степени, что я дарю ей плитку шоколада и предлагаю отведать французского коньяка. Она очень внимательно осмотрела этикетку бутылки, кивнула одобрительно, чем повергла меня в состояние лёгкой эйфории. Затухающий в душе праздник разгорелся с новой силой. Уловив лёгкий запах духов, я мгновенно загорелся желанием и надеждой. А почему бы нет? Вдруг что-то и получится?! Надо рисковать, надо пробовать. Я забыл, как её зовут, да и что я мог сказать. Пока женщина накрывает стол, пялюсь на неё довольно откровенно. Две небольшие лампочки на стенах слегка освещают гостиную. И встречаясь с ней взглядами в этом полумраке, я не понимаю, то ли она усмехается, то ли призывно улыбается. Темнота скрывает эти тонкости. Две плоские рюмки под коньяк. Плитка шоколада и блюдо с нарезанной ветчиной, колбасой и сыром. Мне осталось только открыть и разлить коньяк. Плескаю по приличной дозе. Не чокаясь, не смакуя, выпиваю приятную душистую жидкость. Хозяйка чуть пригубила. Я сходу наливаю себе снова. Женщина, улыбаясь, грозит мне пальцем, мол, это лишнее. Она протянула мне квадратик шоколада, и я на мгновение коснулся её тёплой руки. Она молчит, и я не знаю что говорить, что делать. Наверное, пора идти в свою комнату. Налить себе ещё я просто не решаюсь. Уже два часа ночи, и я, наверное, задерживаю человека, а ей завтра трудиться весь день. Смущаюсь, оставляю бутылку коньяка на столе, говорю: «Доброй ночи!» и ухожу. Оказавшись в своей комнатке, ругаю себя за нерешительность, надо было сидеть до упора. Прикоснуться в первый вечер – это, конечно, слишком. Ну а вот подсесть поближе – вполне реально, хотя бы попытаться поцеловать руку. Ещё ни одна женщина не обиделась на такое внимание к себе. Забегу немного вперёд: случай еще представится, и очень даже благоприятный. А пока меня раздирают сомнения: может, выйти снова, может, она ещё не ушла, убирает со стола? Весь в сомнениях, не в силах покинуть комнату, я меряю её шагами и не могу заставить себя раздеться и лечь спать. И в награду, не знаю, правда, за что, в дверь тихонько постучали, через мгновение я вижу лицо хозяйки, которая спрашивает, когда меня разбудить. Это судьба! Я её не слушаю, одна рука на талии, вторая приобняла за плечи, словно в танце. Не сильно, но очень настойчиво втягиваю её в комнату.

…Надо сопротивляться, и как можно решительнее, да и как иначе, ведь она замужняя женщина. Но слабость в руках, кружится голова, ведь у неё так давно этого не было. Муж уже месяц, как в отъезде. А этот русский ею восхищён и так настойчив, что просто нет сил сопротивляться его напору. Руки опускаются, когда он сладко и жадно целует…

Я чувствую, как губы женщины ответили на поцелуй, как раскрылись. Рука уже смело рванула кнопки халатика. И уже через мгновение мы в постели, не выключив свет, сбросив покрывало на пол. Я мгновенно становлюсь спокойным и уверенным в себе, когда женщина отстраняется от меня, чтобы достать из кармашка халатика колечко презерватива. В этом жесте все женщины мира одинаковы, всё остальное происходит, как у супругов с большим семейным стажем: не задыхаемся от страсти, делаем всё добротно и не спеша, вот только в конце, когда готовы разом взорваться, наши губы соединяются в жадном поцелуе. Получилось очень даже не плохо, я её не отпускал до шести утра, не уверенный, повторится ли наша встреча завтра. Женщина только ласково улыбалась, не отказывала и совсем не рвалась из моих объятий.