Оперативный гамбит

— Господа, давайте не будем сейчас обсуждать вопросы иерархии! — Мещеряков говорил тоном человека, привыкшего давать распоряжения, которые не должны обсуждаться. — Я прекрасно понимаю, что у вас свои задачи, и ни в коем случае не смею препятствовать их исполнению. Но у вас, как я понял, имеется постановление о выемке каких-то документов, а не о производстве обыска. И потом, ваше появление здесь, кроме этического аспекта проблемы, парализует работу коллектива и, таким образом, неизбежно скажется на прибыли. Простите, но я вынужден немедленно пригласить своего адвоката.

— А кто вам сказал, что мы собираемся проводить обыск? — с притворным удивлением в голосе спрашиваю я.

Такая путаница вполне объяснима, поскольку наши министерские умники состряпали единый формализованный бланк и на обыск, и на выемку документов. Из-за этого зачастую руководители организаций, фирм и контор впадают в ступор при виде пренеприятнейшего слова «обыск», хотя нам и надо всего-то, что изъять какую-нибудь прошлогоднюю бумаженцию. Но Мещеряков постановление изучил дотошно и прекрасно понял, о чем идет речь. Мы вовсе и не собирались проводить глобальный «шмон» — в противном случае приехали бы уж никак не втроем. Речь действительно шла лишь об изъятии тех документов, о которых я вам говорил. Однако наш оппонент решил, видимо, что мы идем на попятную. Он снова пробежал глазами постановление:

— И почему вы вообще уверены, что этот… Гойхман Михаил Борисович продал квартиру именно нашему агентству? У вас имеются соответствующие доказательства или вы намерены отыскать их в наших архивах? Если так, то я решительно возражаю, поскольку понятие коммерческой тайны еще никто не отменял.

Георгий Алексеевич слегка приподнимает подбородок и смотрит на меня чуть ли не с вызовом. Однако мы это уже проходили — не первый год страна в демократию играет. Я вздыхаю и, холодно глядя Мещерякову прямо в глаза, спокойно произношу:

— Что ж, в таком случае… Где у вас телефон?

— На столе!.. Нет-нет, это местный, а городской — белый.

— Благодарю. Никто не отменял также и понятия следственного действия. Поскольку ваша реакция может быть расценена как попытка противодействия правоохранительным органам в исполнении возложенных на них обязанностей… — я пододвигаю указанный Мещеряковым аппарат ближе к себе и снимаю трубку, — …мы вынуждены будем принять адекватные меры, на которые закон дает соответствующие права. Дело у нас серьезное. Речь идет об убийстве человека, и у нас есть основания подозревать, что оно связано как раз с продажей им квартиры. Так что, учитывая сложившуюся ситуацию, мы сейчас подтянем сюда дополнительные силы, а то нас только трое. Можете, кстати говоря, пока связаться со своим адвокатом — время у вас есть… Сережа! Ты на память телефон дежурного по СОБРу не помнишь?

Не знаю, что тут сыграло большую роль — моя решительность или упоминание нашего специального подразделения, — но апломб Мещерякова мгновенно улетучился.

— Простите! — остановил он меня жестом. — Не запомнил вашего имени и отчества…

— Павел Николаевич.

— Благодарю вас. Павел Николаевич, мне кажется, что мы просто несколько недопоняли друг друга. Давайте так решим: я сейчас приглашу начальника отдела продаж, и мы попросим ее поднять соответствующие бумаги. Тогда и определимся. Не возражаете?

Я неопределенно пожимаю плечами и кладу трубку обратно на рычаг. Это, разумеется, чистой воды блеф — переворачивать всю фирму, — но и уйти ни с чем я тоже не могу. Постановление есть, и необходимые нам документы должны быть изъяты. Да и теперь уже это, если хотите, — дело принципа.

Мещеряков просит Сергея Яковлевича разыскать какую-то Сурину — это, вероятно, та самая начальник отдела продаж — и Ковалев немедленно выходит из кабинета. В ожидании результата Георгий Алексеевич достает из кармана красиво отделанный — явно штучной работы! — портсигар с монограммой «ГМ», раскрывает и протягивает мне. Ого — «Captain Black»! Губа не дура… Я отрицательно мотаю головой и достаю «Даллас». Мы закуриваем, и тут мой собеседник неожиданно спрашивает:

— Вы такого Шаповалова Александра Владимировича случайно не знаете?

Я снова пожимаю плечами.

— Он в управлении на Каляева работал, следователем, — подсказывает Мещеряков. — По званию — майор.

— Может, и сталкивались когда по работе, но так, навскидку, не помню. А что?

— Да нет, ничего… Мало ли, думаю, знакомы. Это мой адвокат!

Георгий Алексеевич делает паузу, ожидая моей реакции, но я молча выдыхаю дым, никак не реагируя на его слова.

— Очень грамотный адвокат, между прочим, — продолжает тот. — Я вообще обратил внимание, что из следователей выходят вполне приличные адвокаты.

— Не всегда, — замечает Платонов.

— Разумеется — люди разные бывают. Но в большинстве случаев…

Монолог Мещерякова прерывает стук в дверь, и на пороге появляется Ковалев. Интересно, какого черта он стучится в свой собственный кабинет?

— Георгий Алексеевич, Сурина…

— Пусть войдет!

В комнату заходит средних лет брюнетка в огромных роговых очках и в строгом темно-синем костюме.