Оперативный простор (СИ)

Где же ты раньше был, товарищ? Хотя, понимаю — парк большой, оркестр играет, пока разберёшься, что к чему.

Я достал удостоверение.

— Вот!

— Можете убрать, всё в порядке, — разрешил милиционер. — Как этот? — Он показал на тело Птахина.

— Уже труп. Пришлось застрелить его, после того, как он открыл огонь в мою сторону, — пояснил я.

— Лихо вы его! — покачал головой красноармеец. — Хорошая у вас в угрозыске стрелковая подготовка. Нам бы так стрелять научиться, — добавил он с завистью.

— Дело нехитрое, научитесь, — обнадёжил я.

— А он точно мёртв? — с опаской спросил милиционер.

— Ну, я не медик, но, кажется, тут всё яснее ясного. Попрошу поставить возле тела охрану. А мне надо вернуться на место преступления — там был… есть раненый, — поправился я.

— Есть! — козырнул милиционер.

В спину кольнуло… ох ты ж, ёшкин кот… Никак поясницу «прострелило».

В прошлом эта болячка доставляла мне массу хлопот. Принято считать, что опер весь день носится с высунутым язык. Отчасти это правда, побегать приходится, но и кабинетную работу никто не отменял. Ну, а вместе с ней приходят и неизбежные спутники — остеохондроз ещё никто не отменял и не вылечивал.

Потом молодой организм взял своё, спина отошла.

С раненным латышом уже возились двое — представительный мужчина с основательным брюшком и профессорской бородкой и примерно его же возраста женщина. Говорят, что со временем супруги становятся внешне похожи друг на друга. Глядя на эту пару сразу становилось ясно: они — муж и жена.

— Кто такие? — спросил я у милиционера, которого сам же поставил на охрану.

— Доктор какой-то с супругой. Она тоже медик, — благовейно произнёс постовой.

— Так, раненого необходимо немедленно доставить в операционную, — объявил врач.

Он выцепил меня взглядом и тоже почему-то определил во мне старшего:

— Молодой человек, вы можете организовать нам какое-нибудь средство передвижения? Любой экипаж…

— Сделаем, — сказал я. — Он… выживет?

— Выживет, если вовремя прооперировать. Поспешите, молодой человек.

С помощью милиционеров удалось на время реквизировать вместе с шофёром один из легковых автомобилей, припаркованных на дороге у решётки Летнего сада.

Маркус очнулся, когда его начали грузить в машину, открыл глаза и, увидев меня, сразу спросил:

— Ты взял его?

— Застрелил, — признался я.

— Ничего страшного, — спокойно ответил латыш. — Я всё равно узнал всё, что хотел. И ещё…

Ему было трудно говорить, и он поманил меня пальцем, чтобы я ближе нагнулся к нему:

— У меня на тебя виды, Быстров.

Не успела машина отъехать, как меня сразу взяли в плотное кольцо трое мужчин в кожанках. Они словно сошли с кадров старых советских фильмов про ЧК.

— Ваши документы, товарищ… Спасибо… К сожалению, вам придётся проехать с нами. Надеюсь, не возражаете?

Даже если я и возражал бы, это всё равно не изменило бы ровным счётом ничего.

— Разумеется, — вздохнул я.

Так и знал, что визит к поэтессе откладывается на неопределённое время.

Хрен с этой Зиной Ангиной! Никуда не сбежит!

Эх, знал бы я заранее, как оно получится — плюнул бы на всё и мчался к поэтессе со всех ног!

Глава 22

Спасибо чекистам — претензий к ним после посещения Гороховой 2 (через несколько лет они переедут на Литейный) у меня не возникло. «Кровавая гэбня» не бросила в застенки и не стала загонять иголки под ногти. Даже не побили для «профилактики».

Меня вежливо пригласили пройти в кабинет, предложили выпить чаю с ароматными, пропахшими ванилью, баранками.

Заправлял разговором кряжистый мужчина лет сорока пяти с мозолистыми руками потомственного пролетария, красным, обветренным лицом и усами под Будённого.

— Шмаков Спиридон, — представился он.

— Быстров Георгий.

— Ну что, поговорим товарищ Быстров? — спросил он, после того, как мы покончили с чаем.

— Конечно, товарищ Шмаков.

Он достал синюю картонную коробку папирос «Жемчужина Крыма»:

— Угощайтесь!

— Спасибо — не курю. Бросил.

— А я с вашего позволения, закурю.

Он поджёг кончик папиросы и с наслаждением затянулся.

Эх, прав был Марк Твен, когда писал: «бросить курить легко, сам сто раз бросал». Видать настоящий Быстров был конкретным курильщиком. Меня при виде папиросы и запахе табачного дыма чуть не затрясло от возбуждения.

Моё возбуждение не укрылось от Шмакова.

— Может, передумаете? Берите папироску.

— Лучше — не надо. Сорвусь, — признался я.

Чекист выпустил густое кольцо дыма и тут же разогнал его рукой.

— Дело хозяйское. У меня от махорки горло дерёт, приходится покупать папироски у нэпманов. Цены, как понимаете, кусаются.

— Понимаю.

— Что вы делаете в Петрограде? — начал расспросы Шмаков.

— Взял отпуск по ранению, приехал, чтобы помочь сестре. Её мужа — преподавателя военшколы Александра Быстрова арестовали по обвинению в убийстве. Сестра попросила, чтобы я разобрался во всём.

— То есть веры органам советского следствия у вас нет? — прищурился Шмаков.

— В следствии работают люди, людям свойственно ошибаться, — обошёл этот немного провокационный вопрос я.

Мой ответ Шмакову понравился. Он одобрительно кивнул.

— И как успехи?

— Да пока никак, — пожал плечами я. — Я в Петрограде всего ничего, вхожу в курс дела.