Это только в американских боевиках коп палит в воздух, вся мирная публика тут же дисциплинированно укладывается мордой вниз и даёт возможность главгерою вдоволь настреляться по злодеям. В жизни же толпа кинется врассыпную, что твои тараканы на кухне, кто-то стопудово полезет под пули или непременно встрянет на пути.
Я случайно наступил на сучковатую палку – это была отломанная ветка с дерева, которую ветром вынесло на дорожку. Ступня придавила один конец, противоположный автоматически приподнялся, и палка оказалась между ног.
Твою ж дивизию! Я чуть не полетел турманом – эффект был круче, чем от банальной подножки.
Ценой неимоверных усилий удалось сохранить равновесие, но в позвоночнике будто что-то оборвалось, я слегка захромал.
Вот сука! Как специально! Почти на ровном месте…
Движимый наитием, я подхватил деревяшку, которая сделала из обезьяны человека и едва не привела меня к инвалидности. Формой она слегка напоминала чуть изогнутый бумеранг австралийских аборигенов. Что если…
Палка – не пуля, но, если постараться, можно закинуть её достаточно далеко.
Я постарался. Запущенная ветка ракетой пролетела метров двадцать с гаком и угодила туда, куда я прицелился, подрезав Птахина на бегу. Номер, который у деревяшки не прошёл со мной, с убийцей сработал на все сто процентов.
Беглец совершил почти цирковой кульбит, а затем растянулся на дорожке.
– Уголовный розыск! – заорал я, ускоряясь.
Всё-таки Птахин был военным человеком, чему-то его точно учили. Даже упав, он не растерялся. Секунда, и он перевернулся на спину, потом присел и, наведя на меня револьвер, выстрелил.
Теперь уже мне пришлось заниматься цирковой акробатикой. Кувырок вперёд, пуля пролетает у меня над башкой, но это временная передышка – сейчас ствол убийцы выплюнет следующую порцию свинца.
У меня не остаётся выбора, кроме как стрелять на опережение – страшно подумать, если пуля Птахина зацепила или зацепит «мирняк»: а там и женщины, и дети…
Гавкает «Смит-Вессон», отправляя концентрацию смерти в блестящей оболочке. Я вижу, как расцветает красная «розочка» на гимнастёрке Птахина, как его красивое холёное лицо наполняется удивлением. Он выпускает револьвер, в его глазах застывает странное выражение человека, стоящего на пороге в Вечность.
Я встаю. Меня всего колотит. В голове почему-то вертится фраза «как-то так, как-то так».
Подхожу к Птахину.
Тот вскидывает подбородок, смотрит на меня с укоризной.
– Ты… Ты меня убил! – Он захлёбывается кровью, на его губах красная пена – чем-то Птахин походит на всхрапывающую загнанную лошадь.
Но мне его не жалко.
– У тебя ещё есть немного времени перед тем, как ты встретишься с Богом! – говорю я. – Ты в него веришь? Он недоумённо кивает.
– Считай, что я – твой духовник, который готов принять исповедь. Можешь перед смертью сказать мне правду?
– Спрашивай, – говорит слабеющим голосом он.
– Александр Быстров… Он из ваших?
– Наших – в смысле заговорщиков? Нет. Мы предлагали ему, пригласили на нашу встречу, он был на ней, но когда услышал, чего мы хотим – отказался, – хрипит Птахин.
– Скажи, а ваша встреча… – начинаю я, но умирающий перебивает: – Да, она была в день смерти Хвылина. У Быстрова стопроцентное алиби, как принято говорить. Вот только он дал честное слово не рассказывать о нашей сходке. И слово своё сдержал даже в тюрьме.
– Хвылина убил кто-то из ваших?
– Кому он сдался – этот бабник. Не там копаешь, сыщик… А теперь – прощай! И пусть будут прокляты ваши Советы во веки веков… – Птахин выгнулся дугой, словно по нему пропустили электрический заряд, а потом вдруг осел.
Я потрогал жилку на шее. Она не пульсировала.
Даже будь у меня шапка, я бы не стал её снимать. У меня не было ни малейшего уважения к этому человеку. На нём жизнь как минимум Тараса, да и за состояние товарища Маркуса уверенности не было.
А ещё я был рад смерти Птахина – окажись он сейчас раненным в руках чекистов – наверняка раскололся бы и дал показания, и таким образом стал бы ниточкой, что привела бы к Александру. И вот она – пресловутая политическая статья.
Да, Катин муж не захотел стать заговорщиком – это, конечно, плюс ему со стороны властей, но он не стал сообщать о заговоре – и тут жирный минус разом перечёркивает его заслуги.
Посмертное признание Птахина помогло мне укрепиться в мысли, что Александр невиновен. Более того, убийство Хвылина никак не связано с контрреволюцией, тут что-то иное, более прозаичное. Пресловутая бытовуха, та же самая ревность – которую приплели как мотив обвинения для Александра. Короче, ищите женщину и не ошибётесь.
Что ещё? Да самое важное: получается, что свидетельница – эта самая Зина Ангина – лжёт. То ли мстит Катиному мужу, то ли кого-то покрывает. А может, и то, и другое в одном флаконе.
Крутить тебя нужно, дамочка. Вертеть со всех сторон, просвечивать, как рентгеном. Тогда, глядишь, отыщется и настоящий убийца.
Вот только пальба, смерть Тараса и Птахина, ранение Маркуса… Все эти события, спрессованные в один короткий миг, не позволят мне вплотную заняться долбанной Ангиной в ближайшие час или два.