Оператор моего настроения (СИ)

— Рома, запишете сопротивление и попытку бегства. Будет отрицать, я дам показания и все подтвержу.

— Татьяна Федоровна…

— Рома, это мой зять! Ещё вопросы будут?

— Никак нет, Татьяна Федоровна.

Ниндзя, козырнув, помогает Боречке встать, встряхивает его, чтобы не заваливался, а Гарских что-то поднимает с пола салфеткой и рявкает до звона в ушах:

— Борис!

Он оборачивается, пуская кровавые слюни, и кажется сам не понимает, что произошло, но если бы все это было в кино, я бы расцеловал того, кто писал сценарий, а прозвучавшую фразу отлил из золота. Она была просто охуительна во всем от интонации до последней буквы:

— Зайдешь за зубами в понедельник. Если сможешь.

Я обожаю свою тещу! Зафиналила так, что больше нечего добавить.

42

Ли

Мне хочется выругаться на них обоих, только вместо ругани из горла раздаются тихие всхлипы, а из глаз ручьем текут слезы. Глупый мальчишка снова подрался из-за меня и теперь сидит, виновато опустив голову и отводя глаза в сторону, а я уже в который раз обрабатываю ему стесанные до мяса костяшки, дую на них, когда он морщится, и не понимаю как ему втемяшить, что сойду с ума, если с ним что-то случится.

— Не реви. Мужик дома. Главное, что целый, а остальное — пустяк.

— Мама, ладно он дурной, но ты-то куда смотрела!? — всхлипываю чуть громче, вытирая ладонью слезы, чтобы они не капали Максу на ранки. — Не могла остановить?

— А ты сама попробуй его останови! — мама с довольной улыбкой осматривает кухню, трогает гладкую рабочую поверхность, фасады и кнопки встроенной в мебель техники. Но с большим интересом примеряется к ножам на магнитной полосе. — Такого проще пристрелить, чем остановить. Я после увиденного вообще сомневаюсь, что Борис мог его отмутузить, — проверив заточку у одного ножа, возвращает его обратно и опускается на стул, вздыхая с облегчением. — Да-а-а-а. Красиво сделали. Нечего сказать даже.

— Это Макс дизайнера нашел, — хлюпая носом, прилепляю пластырем повязку к руке Максима и резко затихаю услышав мамино:

— Да не реви уже, донь. До свадьбы заживёт.

— За две недели? Мама, ты с ума сошла?

— Господи, и в кого ты у меня такая переживательная стала? — покачав головой, спросила она и ошарашила меня своей логикой. — Донь, что это за мужик вообще, который за свою женщину кулаки не почешет? Это нормальное явление. Да и не удержался Максим. И что? Я бы сама не удержалась и Борису в зубы дала, просто Максим опередил. Зато теперь каждый раз в зеркало смотря, вспоминать будет, что к вам лучше не лезть. Если нормальных слов не понял, то рода напомнит. И я спокойна. Не за хлюпика дочь замуж выдаю.

— А если Рокотов на него заявление накатает?

— Пусть попробует, — расплылась в хищной улыбке мама, потирая руки. — Я ему тогда устрою… Хиросиму и Нагасаки в пределах одной камеры. Ха! И что ты все о плохом? Лучше скажи, платье купила?

— Купила, — кивнула я.

— Ну вот и славно, — мама ещё раз обвела кухню взглядом и кивнула. — Неплохая квартира. Уютная.

— Максим выбирал. Я тебе говорила же.

— Одно дело говорить и другое самой увидеть. Ладно, хорошо у вас, но поеду. А вы тут, — улыбнулась она, — без ругани давайте. Донь, проводи меня. Максим, до свидания.

— До свидания, Татьяна Федоровна.

Закрыв двери за мамой, я вернулась на кухню, собрала обратно в аптечку пластыри, бинты и перекись и закусила губу, смотря на уже заметно припухшую ладонь Макса. Вытащила из морозилки куриную грудку, обернула ее полотенцем и осторожно приложила к залепленным костяшкам.

— Болит? — спросила, прислоняясь лбом ко лбу Максима.

— Не. О'кей все, Еля.

— Есть хочешь?

— Не.

— А чего хочешь?

— Не знаю. Чё-то сегодня день какой-то суматошный. Накрыло малехо. Посижу еще чутка и попустит. Не парься, Еля.

— Может, тогда лучше в спальню пойдем? Хотя бы ляжешь.

— Пошли.

Скинув с кровати покрывало, помогаю Максу раздеться. Он двигается как сомнамбула, путается в футболке и упирается, когда я подбиваю ему под спину подушки и накрываю одеялом. У него же все о'кей, а я слепая и не вижу, не чувствую, что внутри его головы творится какой-то кошмар. Упертый мальчишка!

— Макс!

Рыча, вдавливаю его спину обратно в подушки, когда уже через пять минут в лежку "попустило", и, чтобы не вздумал снова вставать, ложусь рядом, пристраиваю голову на плечо и обнимаю себя его руками.

Я в домике. Я под защитой своего мужчины, и он инстинктивно прижимает меня к себе плотнее, греет своим теплом, будто сейчас плохо мне, а не ему. Снова в первую очередь я, а потом уже он. Ещё мальчишка внешне, но уже мужчина внутри. Потеревшись кончиком носа о его щетину, целую в мерно пульсирующую венку на шее и прикрываю глаза. Макс обязательно поспит, если я усну. Почувствует, что мне спокойно, успокоится сам и заснёт, отпустив свои мысли.