Оператор моего настроения

— Ни капли. Ты еще не знаешь, что случилось бы, купи ты этот мотоцикл. Касиус с дуру вылетел с дороги, и, слава Богу, парень отделался только сломанной рукой. Ты в свои шестнадцать и близко не стоял с ним по благоразумию. Вспомни-ка, кого мы с матерью забирали из больницы? — выразительно посмотрев на сына, Сергиус покачал головой. — И это был велосипед. Так что я безумно рад, что Эйш приглянулся твой кошелек. А за хорошие новости не жалко и больших денег, сын. Тем более, что второе…

— Батя! — оборвал отца Макс, округляя глаза и взглядом показывая на меня.

Такое странное поведение трямкнуло молоточком, оставляя на подкорке зарубочку узнать поподробнее про предсказание и ту самую “не предназначенную для моих ушей” вторую часть, но спрашивать сейчас я ничего не стала, сделав вид, что все мое внимание сосредоточено исключительно на каше и сыре, который, к слову, оказался не великолепным, а просто шедевральным. Попробовав один кусочек, моя рука сама потянулась за вторым и ломтиком хлеба, а мама Макса, увидев это заулыбалась и невзначай придвинула тарелки в мою сторону, делая вид, что просто освобождает место для выкладываемых бананов и мандаринов.

— У тебя замечательные родители, — улыбнулась я, мысленно прокручивая собственные страхи, взявшиеся непонятно откуда, и кардинально диаметральную им реальность, в которой София и Сергиус приняли меня с полувзгляда и чуть ли не сдували пылинки.

— А ты их боялась, — Макс поднял плоский камешек, резким броском отправил его прыгать по зеркалу воды залива и опустился рядом со мной на разложенный лежак. — Попустило?

— Угу.

С самого утра стояла безветренная и солнечная погода, совсем не свойственная концу февраля, как мне сказала София. Она деликатно отказалась от моей помощи в готовке и при поддержке мужа отправила нас с Максом на прогулку. Чтобы он показал мне Кьятон и местные достопримечательности, коих оказалось не так уж и много: церковь, питомник растений и кафе-мороженое, где меня до трясучки пробило перепробовать все предлагаемое мороженое, а потом чуть не вывернуло от вида принесенного последним пломбира с авокадо. От одного только его запаха я пулей выскочила на улицу, а Макс и две девушки-официантки перепугались не на шутку и долго извинялись. Максим за то, что не подумал остановить, а работницы кафе за все и сразу. Я впервые видела, чтобы официанты так яро отказывались от чаевых и настаивали оплатить весь заказ самостоятельно. И кто знает сколько бы Макс с ними препирался, если бы не хозяин кафе, вышедший на шум. Он на чистом английском вежливо поинтересовался у Максима, что произошло, а когда узнал, что я беременна и до злосчастного авокадового эксперимента по дурости уже налопалась всего на пару лет вперед, просто предложил оплатить нам все, кроме последнего мороженого, с пятидесятипроцентной скидкой за большой единовременный заказ, а чаевые, которые Макс все же оставил девушкам, удвоил из своего кошелька с формулировкой “за внимание к клиентам и поддержание семейных ценностей, которые закладывал в кафе еще мой отец”.

— Расскажешь, как они познакомились?

— Очень прозаично и банально, Еля.

— Курортный роман? Да ладно? — спросила я, ахнув и прикрывая рот ладошкой. — Твоя мама поехала в Грецию и тут встретила красавчика Сергиуса, а когда между ними вспыхнула любовь, то на свет появился ты? — вдоволь подурачившись, пихаю гогочущего Макса в бок, — Ну расскажи.

— В университете. Папа приехал по обмену, а маму назначили его куратором. Она, если что, тогда уже в аспирантуре была, а красавчик Сергиус всего лишь второкурсником с куцыми усиками.

— Да врешь!

— А ты спроси у мамы. Она сама угорает каждый раз как студенческие фотки смотрит. Так и говорит, что если бы не эти смешные усики, то фиг бы обратила на папу внимание.

— Она намного его старше?

— На какие-то жалкие пять лет, как говорит мама, а в папиной версии это уже проклятые шестьдесят месяцев.

— О как!

— Ага. За мамой тогда ой как много хахалей ухаживало, а папа их всех переплюнул. Когда заканчивалось его обучение, он уже через свой университет договорился, чтобы маму пригласили на стажировку в Грецию, и уже тут появился я, — Макс с довольной до ужаса улыбкой подскочил на ноги и поднял руки. — Та-дам! Да здравствует Максимус Левентис!

— А ты, получается, решил повторить подвиг своего отца, да? — хихикаю, накрывая живот ладонью. — Правда с очередностью напутал и с разницей в возрасте промахнулся.

— Да ну тебя. Какая нахрен разница в возрасте, если нам вместе хорошо? — нахмурился Макс. — Вон Ярыч с Алисой. У них там вообще больше десятки разброс, и ничего. Если люди любят друг друга, то пусть все остальные идут на хуй со своими “так неправильно” и “так нельзя”.

— Не ругайся при ребенке. Она все слышит и потом первым словом будет не мама или папа, что-нибудь из твоего репертуара. Уверена, что никому из бабушек не понравится, когда Мира потянет к ней ручки и пролопочет куда кому идти, — меня разрывает от хохота, а Максим еще и вытянул руки, изображая маленького ребенка и просюсюкал:

— Баба, ии на уй. Так?