Операция «Анастасия»

Сердце в груди у Глеба захолонуло, дало перебой. Непослушными руками он остановил станок. Сбросил с плеч долой старый, вдрызг промасленный рабочий халат и, не выпуская из рук очки, недоверчиво зашагал в лагерную комендатуру.

Оказалось правда. Не иначе вернулся в Россию Князь и поспешил вытащить его из этой дыры. Нет, не может быть. Слишком все это походило на жестокую шутку. Шутя посадили, шутя выпускают. И, несмотря на пронзительный январский мороз, Глебу вдруг сделалось жарко…

…Он стоял на ледяном ветру, обалдевший, в полной нерешительности. Что же делать дальше? Одежонка у него было плохонькая. Куцее пальтецо на рыбьем меху. Старенький, деревенского вида, костюмчик. Все с чужого плеча. Впрочем, спасибо каптеру и за это. На ногах — валенки. На стриженой ежастой голове — новая лагерная шапка. Вещей не было никаких. Какие у заключенного вещи?

Ну, дела! Неужто и в самом деле свобода?!

Вскоре он уже шагал по заснеженным улицам небольшого сибирского городишки, куда забросила его злая судьба. Весело шагал. Ног под собою не чуял. Неказистые деревянные дома. Покосившиеся заборы. Деревянные столбы с обвисшими заиндевелыми проводами. Воронье на окостеневших деревцах. Вывески. Старенький дребезжащий автобус с белесыми окнами. Раскрасневшиеся редкие прохожие. Бабы… Все казалось Глебу прекрасным после глухой лагерной стены с колючей проволокой поверху, обшарпанных низких бараков, вышек с недремлющими часовыми…

Поднявшись на крыльцо занесенного снегом до самых окон старого деревянного дома, Глеб нетерпеливо постучал.

— Кто там? — удивленно отозвалась сквозь заливистый собачий лай хозяйка.

— Иван Петрович дома? — громко спросил Глеб.

— Дома, дома! — оттеснив свою распаренную кухонными делами жену, приветливо сказал хозяин, невысокий жилистый старик, работавший вольным мастером смены в механическом цехе зоны. — Проходи, Глебушка! Стало быть, правду вчера Михалыч сказал — выпустили тебя?!

— Да вроде, — смущенно замялся Глеб, стягивая в прихожей валенки.

— Анисья! — громко распорядился хозяин. — Ставь самовар! Доставай пол-литру! Да закуску, закуску организуй! Тут человека из тюрьмы выпустили…

— Да вижу я, — ворчливо отозвалась хозяйка. — Чай, не слепая.

После первой же рюмки под хрустящий соленый огурец — пальчики оближешь, какие огурчики, со своего огорода, расхваливал угощение хозяин, — у Глеба пошла кругом голова, приятно потеплело во всем теле. Радовали глаз милые домашние закуски: дышала паром вареная картошка, резким запахом щекотал ноздри розоватый маринованный чеснок, призывно румянилась поджаренным боком крупная вольная котлета, холодным глазом изумленно косились из банки серебристые кильки, громоздилась в стеклянной вазе гора пряников и прочей сладкой мелочи.

— Ну, и куда же ты теперь, Глеб? — похрустывая огурцом, и деловито наполняя рюмки, осведомился хозяин.

— В Москву, — ответил Глеб и подумал про себя: «Надо будет кое с кем разобраться…»

— А я решил, ты на родину подашься.

— Один я. Мать давно померла. Родные разъехались. Да и хутор, говорят, уже весь развалился… Теперь где лягу — там мне и родина…

— Вот оно как, — вздохнула хозяйка. — Ну а баба, жена-то у тебя есть?

— Была, — помрачнев, ответил Глеб. — Только мы нерасписанные жили.

— Вот, наверное, обрадуется! Слышь, милок, ты ей напиши или позвони, прямо сейчас, с телефонной станции!

Хозяин незаметно угостил свою бабу мягким тычком в бок.

— Обрадовалась уже, — горько усмехнулся Глеб. — Другой ее целый год радует…

После обеда, когда хозяйка принесла самовар — «Чай, Глебушка, надо пить только из самовара», — пояснил хозяин, — и за столом потекла мирная домашняя беседа, Глеб между делом спросил:

— Прибрахлиться бы мне надо, Иван Петрович. Не подсобишь чем-нибудь? А то в этом маскараде я до Москвы не доеду: повяжут на первой же станции.

— Отчего же не подсобить хорошему человеку? — усмехнулся хозяин. — Как думаешь, мать?

— Ой, правда! — спохватилась хозяйка и поспешно смерила Глеба оценивающим взглядом. — А ведь ему Витенькино, что до армии покупали, пожалуй, в самый раз будет! Погоди-ка, милок, я сейчас принесу.

Пока женщина перебирала в шкафу вещи, выпили еще по одной.

— Ты уж не забывай нас, Глебушка, — с легкой грустью улыбнулся хозяин. — Будет время — пиши… как ты там в своей Москве устроился.

— Напишу, Петрович, — кивнул Глеб. — Обязательно напишу. Мне ведь и писать-то больше некому.

— И того, — опустив глаза, со вздохом добавил хозяин, — не связывайся ты с этими…

— Так и быть, Петрович, — похлопав старика по плечу, улыбнулся Глеб. — Спасибо тебе на добром слове.

Появилась хозяйка.

— На-ка, милок, примерь! Наш младший после армии так раздобрел, что ему уж эти красоты не понадобятся. — Хозяйка невольно смахнула набежавшую слезу. — Слава Богу, хоть живой вернулся из Чечни этой проклятой… Как я, грешница, за него молилась… Как молилась! Прямо весь лоб отшибла…

— Ну, будет, мать. Будет. Дай человеку спокойно переодеться, — смущенно прогудел хозяин.