«Особенно опасными командование армии считает приказы, которые превращают крупные населенные пункты в районе боев в «крепости». Требование о том, чтобы эти «крепости» позволяли себя при необходимости окружить, «чтобы сковать наступающие силы противника и служить ориентирами для последующих контрударов», означает еще более сильное сковывание всех централизованных оборонительных мероприятий. В настоящее время, когда все зависит от эластичности обороны до того момента, когда подойдут собственные подкрепления или наступательный порыв противника истощится, подобные требования могут иметь весьма неблагоприятные последствия»[377]
.Действительно, как уже отмечалось выше, трудно было измерить алгеброй гармонию и искусственно создать условия для возникновения «крепости» в узле дорог. Заставить крупную массу людей, несколько тысяч человек, заранее сознательно идти на верную гибель было почти невозможно.
Также в глаза бросается низкая живучесть немецких «котлов» лета 1944 г. Бобруйский «котел» (точнее даже два смежных «котла») достаточно быстро распался. В этом Бобруйск ничем не отличался от Витебска. Ничего подобного в Демянске или даже в армии Паулюса с длительным удержанием позиций в изоляции не наблюдалось. Очевидной причиной этого является отсутствие снабжения по воздуху в ощутимых количествах. В связи с этим нельзя не отметить, что в послевоенном исследовании генерала Люфтваффе Ф. Морцика, написанном для американцев, можно сказать, классике жанра, даже нет отдельной главы о «воздушных мостах» в окружении в Белоруссии. Хотя предыдущие («котел» Хубе весной 1944 г.) и последующие (Будапешт) «воздушные мосты» рассмотрены. Видимо, ничего хорошего о работе транспортной авиации Люфтваффе в Белоруссии летом 1944 г. сказать было нельзя. Короткое время жизни «котлов» в Белоруссии роднит их с окружениями советских войск 1941 г., также практически лишенных снабжения по воздуху.
Еще одной поразительно схожей с советскими окружениями лета 1941 г. деталью является «охота на ведьм» в рядах окруженцев. Так, в отчете 20-й танковой дивизии указывается: «Неоднократно партизаны в немецкой униформе пытались внести сумятицу и направить германские подразделения по ложному пути». Аналогичный пассаж обнаруживается в отчете 383-й пехотной дивизии: «Снова и снова звучит слово «измена». Говорят, что планы руководства постоянно сообщаются врагу агентами, которые координируют контрмеры. Говорят о бывших перебежчиках в немецкой офицерской униформе, которые отдают солдатам неправильные приказы и сообщают недействительные пароли». Как здесь не вспомнить легенды о «бранденбургерах», внедрявшихся в отходящие советские части!
В целом хаос отступления носит совершенно интернациональный характер. В отчете о действиях 9-й армии есть, например, такие строки:
«Организованные в течение дня сборные соединения наутро сохраняли лишь часть своих солдат, поскольку солдаты, не знавшие ни друг друга, ни своих командиров, ночью присоединялись к двигавшимся на запад колоннам. К сожалению, стали известны случаи, когда назначенные в сборные соединения офицеры бросали своих солдат. Чтобы со всей строгостью подавить в зародыше подобные явления, командование армии вынуждено было принять строжайшие контрмеры. Офицерские патрули со всеобъемлющими полномочиями наблюдали за колоннами и прочесывали их на предмет отбившихся от своих частей солдат»[378]
.