Операция «Бангладеш»

Короткостриженная кассирша, девушка лет двадцати пяти, в белоснежной форменной рубашке облокотилась на стол, положила щёку на кулак и спала над толстым справочником с набранными мелким шрифтом таблицами и формулами.

— Девушка! — Павел нетерпеливо постучал костяшками пальцев по стеклу кассы.

Книга соскользнул на пол, кассирша встрепенулась и презрительно посмотрела на Павла.

— Самара. Купе. Сегодня, — нарочито сдержанно повторил Павел.

Девушка нехотя, но ловко пробежала пальцами по клавиатуре компьютера и с усталым удовлетворением выдохнула:

— Кончилась Самара.

— Что ж такое! — Павел стукнул кулаком по подоконнику. — Посмотрите ещё раз, девушка, может, завалялся где билетик, а?

— Где завалялся, — кассирша кисло скривилась, — в компьютере?

Павел повернулся к Олесе:

— Видишь, вот… Ну что ты смотришь?

— Я не смотрю. — Олеся отвернулась.

— И никто, конечно, не виноват! — У Павла в висках застучала кровь.

— Я не виновата. — Олеся потянула Павла за локоть. — Пойдём домой.

— Домой… Леся… Домой… — прохныкал Павел, запрокинул голову, разглядывая потолок, и вздохнул: — Скоро будем ездить, как в Бангладеш, на подножках и крышах вагонов.

Позади отворилась дверь. Павел повернулся на звук и невольно тяжело сглотнул. В их сторону от входа шёл молодой мужчина. Ростом выше среднего, подтянутый, широкоплечий. Манерно уложенные русые волосы отливали золотом в солнечных лучах, бьющих сквозь пыльные окна. «Ишь, красавчик, — озлобился Павел, оглядев безупречно сидящий на вошедшем кремовый летний костюм, и украдкой взглянул на Олесю. — Так и знал! На такого, конечно, кто ж не посмотрит?!» Ранимое мужское эго Павла запаниковало и выбросило белый флаг.

— Простите, господа, — обратился к ним красавчик бархатным баритоном, — могу я сдать билет?

— А у вас докуда? — выпалил Павел и тут же мысленно высек себя за «колхозную» интонацию.

— Разве не по всем направлениям есть возврат? — чарующе дипломатично уточнил красавчик.

— Да нет… — растерялся Павел, — вот касса.

— «Да-нет», — заворожённо повторил красавчик, голубые глаза его сверкнули, а от улыбки на щеках завязались ямочки. — Обожаю этот язык. Мадемуазель, — обратился он к девушке за кассой, — могу я сдать билет до Самары?

— Ой… — кассирша глупо разулыбалась, то ощупывая бобрик над ухом, то проверяя пуговицы на рубашке. — Конечно! Передумали ехать?

— Трудно расстаться со столицей, знаете ли, — красавчик протянул в окошко кассы паспорт, — пьянит дух свободы.

— Понимаю, — кивнула девушка и тут же строго уставилась на Павла: — Мужчина, вот тут… Сдаёт господин… Билет брать будете?

От пренебрежения в слове «мужчина» Павел даже поперхнулся. Он хотел возмутиться, но в бесплодных поисках хоть малейшего превосходства над молодым человеком самооценка потерялась в мрачных глубинах самоуничижения. Павел сконфузился и сунул паспорт в окошко:

— Буду-буду! Вот! — Он кашлянул и снова покосился на Олесю. Она безучастно изучала расписание поездов. Павел удовлетворённо кивнул.

Красавчик забрал свой паспорт и, пряча документ во внутренний карман пиджака, посмотрел на Павла с хищным обожанием:

— Счастливого пути!

Павел едва удержался от книксена.

— Да-да, спасибо! — поблагодарил он и отвернулся, стремясь поскорее избавится от психологического гнёта альфа-самца. — И вам… Счастливо оставаться! На свободе…

Парень грациозно удалился, оставив в глазах юной железнодорожницы грустный отпечаток встречи с прекрасным.

— Юсенков? — голос кассирши прозвучал по-командирски строго.

— Там неразборчиво напечатано? — съехидничал Павел.

Девушка не ответила, хладнокровно вбила данные и распечатала билет.

***

— Ну, Леся, вот и всё. — Павел не удержался и коснулся Олесиной руки. — И не надо прощаться…

— Я не прощаюсь, — оживлённо вставила Олеся.

— … так мучительно долго! — закончил фразу Павел и устало добавил с прохладцей: — Иди домой, пожалуйста. Прощай! Прощай!

Он поправил на плече ремень сумки и, не оглядываясь, направился к выходу на перрон.

2

2005, Москва, Казанский вокзал

Антонина Макаровна Попец к своим пятидесяти четырём слыла легендой не только среди проводников Куйбышевской дороги, но и по всему бывшему Советскому Союзу. В далёком шестьдесят девятом она студенткой записалась после первого курса в комсомольский отряд проводников, лето проработала, да так и осталась жить на железке, в институт больше не вернулась. По всей карте СССР, среди гор и пустынь, по шумным городам, степным ветродуям и лесным глухоманям, разбросаны Тонины годы. Мужа встретила зимой семьдесят четвёртого, на станции Лихая. Тогда два поезда столкнулись. Ждали долго. Мимо всё маневровый тепловоз шастал. То кран к месту аварии подгонит, то платформу с покорёженным металлом оттащит. Открыла Антонина дверь вагона, угольную пыль вымести из тамбура, а тепловоз встал аккурат напротив — команду ждал. Из кабины на площадку вышел молоденький машинист. Облокотился на поручни и важно закурил, поглядывая искоса на Антонину. Затянулся несколько раз, выпрямился и крикнул, будто извинялся:

— Такая вот судьба…