— Ой, Тонечка, испачкались. — Женщина в полосатой — чёрное с белым — блузке и красной плиссированной юбке поставила две набитые до отказа сумки и принялась отряхивать форменную юбку Антонины, ещё больше размазывая следы мальчишеских проказ.
— Женщина, билет давайте, — пристрожила заботливую пассажирку Попец.
— Да-да, вот! И паспорт, пожалуйста!
— Так… — Антонина отодвинула от лица документ. — Чукаленко… Есть… Проходите, Ирина Григорьевна. Ваше место в четвёртом купе, четырнадцатое, сверху.
— Спасибо, Тонечка, спасибо! — расчувствовалась Ирина, поймала мальчика с пистолетом, вытерла ему нос и, приседая под тяжестью сумок, протиснулась в вагон.
На соседний путь подошёл поезд из Оренбурга. Проворнее загрохотали носильщики, закипела засидевшаяся в пути толпа пассажиров. Припекло солнце. Время подошло к отправлению. Антонина достала жёлтый флажок и напоследок оглядела вагон снаружи.
— Привет, маманя! — Перед Антониной выросли два молодящихся, но порядком заезженных жеребца в белых футболках, бежевых брюках и голубых брезентовых туфлях.
«А вот и дебоширы, — Антонина посмотрела на маленькие саквояжи, смахивавшие на дамские несессеры. — Весело поедем, значит. На Игорёшку моего похожи, шалопуты. Но эти-то постарше. Вон седина на висках».
Антонина остановила прилив материнской нежности.
— Так, сынули, ну-ка сбавили обороты! В ресторане спиртное не продают, милиция в штабном вагоне. Чуть что, пикнуть не успеете. Уяснили? Билеты, паспорта показываем!
— Смотри, мама-джан, — дебоширы послушно протянули документы.
— Так… Бедаш и Сотников. Есть такие, — вынесла оправдательный приговор Антонина. — Пятое купе, бегом марш!
— Мамань, — наклонился к Антонине Бедаш, — мы пикать не будем, соорганизуемся шито-крыто и чики-пуки!
— Да иди ты, — Попец хлопнула парня флажком пониже спины.
Молодые люди заскочили в вагон и растворились в темноте тамбура. Антонина шагнула в вагон и выставила наружу жёлтый флажок.
3
2005, Поезд Москва-Самара
В глуховатом уюте пустого вагона Павел обернулся. Посмотрел, не идёт ли за ним Олеся. «Ещё не поздно сойти и вернуться», — назойливая мысль жалила снова и снова. Так сигарета появляется в руке бросающего курить и заставляет вожделеть себя. Павел шагнул из залитого солнцем коридора в сизое необжитое купе. Поднятые верхние полки, продолговатый столик с кружевной салфеткой и пластиковой вазочкой. Павел отдёрнул розовую занавеску. За окном поблёскивали рельсы соседнего пути, между шпал на ржавом гравии жирные голуби дрались за огрызок яблока, по перрону напротив уборщик в оранжевом жилете гнал перед собой метлою обёртки от мороженого и бумажный стаканчик.
Павел опустил свою лежанку, провёл по ней ладонью и осмотрел пальцы. С такой запылённостью он готов был мириться. Павел вытащил из багажной полки матрас и закинул на его место сумку и пакет. Расправил матрас по лежанке и прощупал его и подушку. Комковатость Павла тоже устроила.
На нижних полках лежали четыре комплекта белья в целлофановых пакетах. Павел надорвал один, вытряс содержимое на матрас и принялся жмакать, будто ведёт обыск. Влажность тоже оказалась приемлемой. Павел виртуозным движением надел наволочку на подушку, расстелил простыню, повесил полотенце, а пододеяльник сунул обратно в пакет и закинул его на полку-гамачок.
В коридоре шумели пассажиры, хлопали двери купе, гомонили дети. Павел повесил ветровку на крючок, ослабил ремень брюк и вскарабкался на своё место. После бессонной ночи голова блаженно погрузилась в подушку. Белые прожилки текстуры на пластиковой стене напомнили полоски на Олесином платье. «И теперь ещё не поздно», — кольнула всё та же подлая мысль. «Не поздно!» — Павел сел и хотел уже опустить ноги вниз, но в купе вошла женщина с пышной рыжей причёской. «Не может быть!» — Павел как будто лбом на стену налетел. Он медленно лёг, отвернулся к стене и замер, обратившись в слух.
Хаханян подняла нижнюю полку и принялась запихивать вещи в рундук.
— Вот же ж мужик нынче! — пыхтела Татьяна, и Павел спиной чувствовал её гневные взгляды. — Придёт, завалится — носки наружу, а мы — хоть убейся.
Чемодан наконец угнездился, и Хаханян, явно нарочно, хлопнула лежанкой.
«Точно она!» — Павел резко поднялся, но ударился головой о потолок и снова лёг.
— Да я же не буквально… — сочувственно призналась Татьяна.
— Салют попутчикам! — В купе вошла Мелкова.
«Что? — По спине Павла скатилась капля холодного пота. — Валентина? Я, наверное, заснул».
— Храпите? — строго спросила Татьяна.
— Только если надо, — заверила Валентина. Павел так и видел её лукавую улыбку — с неё, обезоруживающей и умилительной с виду, начинался не один разгром самых крепких и изящных прокурорских позиций.
— Хватит нам солиста, — обречённо сказала Хаханян.
— А что?.. — Мелкова не договорила, но Павел понял, что говорят о нём.
— А что, нет? — От раздражения в голосе Татьяны Павла бросило в жар. — Все одинаковые.
У дверей на пол с шуршанием и бряканием опустился тяжёлый багаж.
— Доброе утро, соседи! — пропел нежным колокольчиком вкрадчивый голос.