…— Ладно, допустим, Найок был в Вене. Что это нам дает? Город большой, производственные мощности и прочее… Возможно, Найок выдергивал оттуда какой-то очень важный груз. Вполне логично. Сейчас уже удрал и где-то здесь, в нашей прусской стороне. По сути, ничего не меняется. Кстати, а как они, сволочи, из Австрии к Балтике летают? — справедливо возмутился Земляков.
— Да как и наши над Пруссией — прорываются с риском, на удачу.
— Угу. Полагаю, нашим в Вену ориентировку на скользкого штурмбанфюрера дали?
— Естественно. На венском направлении опергруппа работает, связь постоянная, сходят по адресу. Ты Вену знаешь?
— Нет, практически не знаю, не готовился работать по сей славной столице.
— Собственно, что там готовиться. Бои пока в пригороде, до прорыва в центр, к этой их Рингштрассе еще далеко. Доберется опергруппа, перепроверит, сообщит подробности.
В расположении «К» Евгений сообщил о новостях начальству.
— Черт с ним, с Найоком. Попадется рано или поздно. Не нам, так «соседям». Хотя хотелось бы взять, это ты прав, — признал подполковник Коваленко. — Но Вена не наш участок, мы на базу нацелены, ее и ликвидируем. А пока вернемся к насущному. Ты почему в полевом виде? Завтра два совещания, а потом обещанная торжественная часть. Иди, обнашивай комплект, или китель с галифе будут фанерно сидеть.
Большая часть товарищей офицеров уже щеголяла в парадной форме. Товарищ Земляков достал из шкафа свой мундир, сказал нехорошее, начал переодеваться. Форму мерил и даже успел слегка поносить в свое прошлое здешнее пребывание, но все равно работать в ней было не очень удобно. Шерсть очень тепленькая, а ведь бумажки, да еще рукописные, никто не отменял.
Под утро прибыла товарищ Мезина — тоже в парадной, непривычной женской форме. Попахивала хорошим вином и даже немного духами.
— Хорошо, что хоть у кого-то вечер удался, — порадовался Евгений.
— Ты генерала знаешь, потому не особо-то завидуешь. Витюша у нас человек интереснейший, но жутко изматывающий. Разве что изредка…
— Товарищей, называющих товарища Попутного домашним «Витюша», у нас не так много. Собственно, я одну такую и знаю.
— Ты, Женя, без меня совсем от рук отбился. В глаза старшим товарищам «заливаешь», и вроде так и надо. «Одну он знает», как же. Твоя белградская знакомая персональный привет передавала, мы, собственно, с ней вино и распили, товарища генерала спозаранку «наверху» ждали, он чаем обходился.
— О, Лизу-Лизавету видела? И как тебе?
— Странное ощущение. Рыжая девчонка из яркого либретто. Я, между прочим, черновики еще когда читала. Получается, материализовалась Лиза из ниоткуда.
— Ну, не совсем ниоткуда. Мы ее в плен брали, она на крыше чуть не околела. Стойкая особа, хотя опереточную финтифлюшку напоминает.
— Лизавета про крышу рассказывала. Она ничего девушка, оригинального характера. Но возраст…
— А каков должен быть возраст подруги генерала, имеющего столь масштабные планы?
— Видимо, примерно такой и должен быть. Только она взялась непонятно откуда в очень нужный момент, и воспитания характерного. Подозреваю, я ее мамулю знавала, хотя мы и не были формально представлены.
— Да что формальности в наше время?
— Точно. Ладно, чем помочь могу?
…Переписывала начисто товарищ Мезина срочные докладные — умение владеть пером и чернилами, да и почерк были самые подходящие. Крутилась штабная жизнь, кипел казарменный городок. Откровенно говоря, Евгению эти казармы и плацы столь многолюдными вообще не помнились.
30 марта 1945 года. Борт самолета.
2:12
Вот же кипящая и непредсказуемая служба пошла. Урчали во тьме неба двигатели, покачивало корпус «дугласа», а Олегу все не верилось. Утром сидел в танке, о самолетах даже не думалось, работал с прицелами, и тут вызов в штаб. «Срочно подобрать людей, надежных, непьющих, от экипажа, расчета по человеку… что стоите?»
— И наших берут⁈ — восхитился наводчик. — А я от «линдовцев» слыхал, у них на наградную экскурсию отбирают, думаю, во — заслуженным штурмовикам все привилегии.
— Не галди. Мы, может, и не такие заслуженные, но тоже не пальцем деланные, чего нас вдруг обходить. Кто от экипажа поедет?
— Так Митрич пусть и едет. Он москвич, ему нужней.
— Я⁈ Я — точно нет, — наотрез отказался дед.
На него посмотрели с изумлением:
— Ты че? Домой хоть на час заскочишь, пусть родичей нет, с соседями и сослуживцами проведаешься.
— Не поеду, хоть что делайте, — зарычал грубый Иванов.
— Вот чудило, — махнул рукой мехвод. — Э, да чего мы думаем? Командир и едет. Он молодой, ему образовываться нужно. После войны наверняка поедет учиться, должен присмотреться к столице, примериться.
— Вот это иной разговор, полезный, — немедленно одобрил Митрич.
— Насчет офицерской квоты, так это только начальство решает, — изумился Олег.
— Ну, ты начальству передай мнение рядового экипажа, а там пусть и решают.
Мнение «рядового экипажа» старший лейтенант Терсков передавать не стал, поскольку выяснилось, что и так откомандирован, как «ответственный и хорошо себя показавший офицер».