Ильчишин снова попросил воды. Переводил помутневшие глаза с Тарасюка на Павлюка.
— Хотите еще почитать? — спросил Тарасюк. — Это дела второй банды. А их было… Вот эти тома, что лежат перед вами, рассказывают о вашем оуновском «освободительном движении».
— Если можно, я попросил бы больше не читать.
— Хорошо, — согласился Тарасюк. — Но скажите, разве без этого вы, член центрального провода, не знали о массовых убийствах?
— Мы за границей знали, но то, что я увидел здесь, поверьте…
— Не верим, — перебил Тарасюк. — Члены центрального провода не только знали, а давали указания, кого убивать! А за границей выдавали это за повстанческую борьбу, за национальное освободительное движение. И за это вам платили деньги! Правда, платили не только за то, что убивали женщин, детей, учителей, библиотекарей, рабочих, колхозников, даже своих единомышленников, которые хотели порвать с национализмом. Националисты делали это и во время оккупации. Вам платили и платят потому, что вы, националисты, нужны для мокрых дел, шпионажа, диверсий. А что вы пишете в своих газетах?!
Ильчишин побагровел:
— То, что пишут в националистических газетах и даже в официальной прессе некоторых стран, не все зависит от нас, националистов, они часто выдумывают такое, на что и мы не способны.
— Кто и для чего пишет, мы знаем, — перебил Тарасюк. — Но без вас они не обходятся, это известно.
— Я хотел бы, Виктор Владимирович, чтобы Ильчишин прочитал вот это, — обратился к нему Павлюк.
Ильчишин снова стал читать:
«В селе Подгорье Городенковского района националисты в одну ночь убили и повесили более 100 человек. Повесили Миколу Парфона, 50 лет, и расстреляли его жену за то, что их сын добровольно пошел служить в Красную Армию. Четверо маленьких детей остались сиротами. В тот же день они расстреляли Дмитра Николаевича Балаша, его жену и мать, потому что брат Дмитра служил в Красной Армии».
— Прочитайте и эту страничку, — показал Петро Григорьевич.
«…В селе Монастырчаны националисты на рождество убили Василия Пасичного, 65 лет, его жену Устину, 59 лет, Катерину Гуцанюк, 29 лет, Миколу Крифак, 36 лет, Юрка Крицак, 40 лет, его братьев Ивана, 45 лет, и Миколу, 55 лет, Устину Иванишину, ее мужа Антона и двоих детей — 6 и 2 лет…
…В селе Стажево националисты убили и сбросили в колодец 15 человек…»
Дрожащими руками Ильчишин положил бумаги на стол.
— И так почти в каждом селе, в каждом районе, — гневно отчеканил Тарасюк. — В каждом селе. Если бы миру показать все преступления националистов, наверно, самое реакционное правительство в странах, где нашли приют националисты, подумало бы, стоит ли поддерживать этих ублюдков. А если бы об этом знал народ — как смогли бы националисты выдавать страшный террор за «освободительное движение»?..
Ильчишин тупым взглядом смотрел на документы, думая, что еще его ждет.
— Центральный провод ОУН отказался от тактики террора и осудил эти акции… — неуверенно пробормотал он.
— И это неправда, — возразил Тарасюк. — Повторяю, националисты никогда не откажутся от террора, но, чтобы сохранить свои кадры, кадры убийц, они болтают, что отказываются от террора. Гнев народа заставил их изменить свою тактику. Но и после этого, засылая вас на Украину, вам дали и яд, и автомат — правда, такой, чтобы люди не слышали, когда вы убиваете. Еще не так давно оружие националистам давали абверовцы, теперь новые хозяева — американская разведка. Поэтому оставим басни о том, что националисты отказались от террора.
Ильчишин молчал.
Тарасюк поднялся, глянул в окно:
— Но мы отошли от сути дела. Давайте вернемся к тому, как за границей оценивают положение подполья сегодня.