— Видите ли, я не закончил. Я хотел сказать, что так называемая борьба в действительности была не борьбой, и нормальный человек не может назвать это борьбой. Скажу больше: нормальный человек не может разделять идеи такой борьбы.
— Но вас на Украину забросили, чтобы продолжать такую борьбу?
— Да, но я осуждаю методы такой борьбы и теперь могу об этом заявить во всеуслышание. Поверьте, мне нелегко об этом говорить. Там, за границей, я бы до этого, конечно, не дошел.
— А может, напомнить вам, Ильчишин, что вы лично провели так называемую операцию в селе Курьяны, где были убиты женщины, дети, старухи и дотла сожжено село? — спросил Виктор Владимирович.
— Не все зависело от меня и даже от националистов, точнее, от руководства ОУН. Я уже рассказывал о переговорах по поручению руководства ОУН, которые вел Гриньох-Герасимовский с абвером. После одной из встреч меня пригласил к себе Шухевич и сказал, что немцы предлагают провести несколько акций против поляков, ибо те очень ждут большевиков. Действительно, такие акции были проведены. Мы сожгли несколько сел, убили много польских семей, при этом не смотрели — убивали и женщин, и детей. Я сам был возле села Курьяны Бережанского района. Сожгли больше двухсот дворов, а сколько убили людей, не знаю, убили много… И только потом я понял, что немцам необходимо было отвлечь польское население от сопротивления им, оккупантам, поэтому они заставили оуновцев провести такие акции. Подобные акции проводили и польские националисты против украинских сел. Я убежден, что это тоже было делом рук абвера.
— Выходит, Ильчишин, польские националисты жгли украинские села, а вы, украинские националисты, польские? В самой природе национализма — враждебность к другим народам, а тут еще задание абвера…
Ильчишин молчал.
— Ну что ж, продолжим, — обратился Тарасюк к Павлюку. — Может быть, Ильчишин расскажет о сговоре зарубежных частей ОУН с другими националистами?
— Я расскажу все, что знаю. Итак, когда Бандера убедился, что раскол зарубежных частей ОУН неминуем, он стал искать общий язык с другими националистами, в частности с Миколой Левицким и Мазепой, пытаясь создать что-то новое. Даже было придумано название «Национальная рада», которая по замыслу Бандеры должна была объединить все националистические организации и партии в эмиграции под единым знаменем — борьбы с Советской властью. Конечно, Бандера хотел, чтобы в этой так называемой Национальной раде он получил должность если не председателя «правительства», то, по крайней мере, военного министра или министра иностранных дел. Главное, чего хотел Бандера, — выступить против зарубежного правительства ОУН и так называемой УГВР. Должен сказать, что и американская разведка проявляла интерес к новым контактам Бандеры, о чем требовала от меня исчерпывающей информации… Когда почти все было сделано, против Бандеры выступили мельниковцы, и поэтому при распределении «должностей» Бандере никакого поста не дали. А до этого он рассказывал, что Левицкий имеет прочные контакты с так называемым польским правительством в эмиграции, в Лондоне, и ведет с ним переговоры по объединению польской и украинской эмиграции для борьбы против народной власти в Польше и Советов на Украине. Бандера рассказывал, что Левицкий познакомил его с посланием папы Пия XII к католикам Польши. В пасторском обращении папа просил католиков подумать о целесообразности выселения немцев за Одер. «Ты пойми, нас поддерживает сам папа, а это сила», — нашептывал мне Бандера. Он, а позже и Микола Лебедь говорили мне, что так называемое польское правительство в эмиграции ставило это одним из условий сотрудничества с украинскими националистами.
— А как Бандера и Лебедь отнеслись к предложению так называемого польского правительства в эмиграции?
— Бандера однажды сказал мне, что никогда не забудет, как его мордовали в польской тюрьме, но теперь есть более важные дела и вспоминать об этом не время. Бандере не удалось договориться с «лондонскими поляками», потому что в ОУН начался раскол. Тогда Микола Левицкий сам договорился с «председателем польского правительства» о том, что договор Петлюры — Пилсудского, как идеал исторической общности судьбы двух народов, существует и обязывает. Об этом было сообщение в националистической прессе. Чтобы обмануть рядовых эмигрантов, украинские националисты подняли шум, «ругая» Левицкого за то, что он договорился с поляками-эмигрантами и, мол, изменил Украине. Но Левицкий не растерялся и ответил: «Им обидно, что не они, а я договорился».
— Вы встречались с Левицким?
— Да. Левицкого я хорошо знаю. Его Украина никогда не интересовала. Он не политик, не оратор. Обыкновенный пьяница, аморальный человек. Еще до войны активно сотрудничал с гестапо. Всегда говорил, что, мол, только гитлеровская Германия в состоянии освободить Украину от большевиков. Во время войны Левицкий работал руководителем украинской редакции в гитлеровском министерстве пропаганды (отдел «Винета»), бывал в Ровно, Киеве, Харькове и других городах.
Ильчишин покачал головой и усмехнулся.