Она встретила нас не очень приветливо. И это понятно: вовсю занималась консервированием. Все у нее кипело, булькало, закручивалось в банки.
Это была женщина полная, нервная и всем недовольная. И наверное, поэтому у нее все не ладилось: банки лопались, крышки мялись, рассол разливался.
Она, как положено, отругала нас под горячую руку, а когда мы стали заступаться за участкового, сказала:
– Это мы еще посмотрим. Вот если он хорошо проявит себя на службе, тогда подумаем.
Кто ж у нас начальник милиции? Полковник или полковница?
– Не понравилась она мне, – сказал Алешка, когда мы шли домой. – Вредная тетка. Так и хотелось сунуть ей в банку этот палец.
Я подозрительно посмотрел на него:
– Ну-ка, покажи его. Где он?
– Да здесь, здесь, не бойся. – И он достал из кармана палец. – Я не успел. Да она со своих банок глаз не спускала.
Папа и мама шли впереди. Папа нес тяжелую сумку с продуктами, а мама шла с той стороны, где сумки не было. А когда папа менял руку, мама обходила его и опять шла подальше от сумки. Все еще побаивалась ее.
– Надо выручать участкового, – сказал я. – Помочь ему.
– А как? – с готовностью откликнулся Алешка.
– Что-нибудь такое подстроить, чтобы он отличился по службе. Помнишь, как в фильме «Старики-разбойники»?
– Точно! – обрадовался Алешка. – Надо что-нибудь понарошке украсть, очень ценное. А он найдет, мы ему ненароком подскажем…
– Ага, здорово придумал! Его наградят, а нас посадят! Если уж из-за этого крохотного мизинца столько шума поднялось, то уж тут полковница отыграется по полной программе.
– Что опять затеваете? – обернулся папа.
– Видеть их не могу, – сказала мама, не оборачиваясь.
Но я ей не поверил. И вообще это ненадолго. Я взял и нарочно кашлянул. Мама тут же обернулась:
– Перекупался? Простыл?
– Пальцем подавился, – хмыкнул папа.
– Чтобы сейчас же эту гадость отнесли на помойку! – сказала мама.
– На помойку нельзя, – опять улыбнулся папа, – не хватало нам обмороков на помойке.
– Мы их сожжем на костре, – пообещал Алешка. – А пепел развеем по белу свету.
Глава XV
А ДАВАЙ ЕГО НАПУГАЕМ!
Ну вот, – сказал Алешка, когда догорел вечерний костер, в пламени которого исчезли все ужасные «пугалки» из маминой хозяйственной сумки. – Ну вот, и закончилась история Мрачного дома.
Если бы папа знал – как он был не прав!
– Пап, – спросил я, – а чего теперь с ним будет? С домом.
– Не знаю, – папа пожал плечами. – Опять конфискуют по суду, и опять кто-нибудь его купит.
– Опять какой-нибудь жулик? – предположил я.
– Ну почему же обязательно жулик? – удивился папа. – Что ж, по-твоему, у нас нет честных людей?
– У честных людей, – сказал Алешка, – на такой дом денег не хватит.
– А если вернется первый его хозяин? – не отставал я. – Ему отдадут этот дом?
– Громов-то? – папа задумался. – Вряд ли он вернется. Хотя я слышал, что за границей у него дела не очень хорошо идут. Там воровать труднее.
– Ну да, – важно кивнул Алешка. – У нас ведь рыночный базар.
Папа улыбнулся и встал.
– Пошли-ка прогуляемся. Людей посмотрим, себя покажем.
– Пусть хоть умоются, – мама выглянула в окно. – А то люди их и не узнают.
И мы пошли по улицам нашего дачного поселка, беседуя о том о сем и с интересом заглядывая через заборы: у кого что растет, где какой колодец, в каком стиле построен дом и чем занимаются в этот час его обитатели.
Через некоторое время я заметил, что, как ни замысловат наш путь между всяких участков, основное его направление папа выдерживал строго – на Мрачный дом.
И что он там опять забыл? Мне этот дом уже порядком надоел. Ничего доброго никому от него нет, хотя я прекрасно понимал, что сам дом в этом не виноват, таким его делали люди. Ведь у одного человека и оружие в руках не опасно и никому не причиняет вреда, а у другого даже детский воздушный шарик может оказаться пакостником.
Мы незаметно оказались возле Мрачного дома, и мои философские размышления были вдруг прерваны появлением необычной фигуры. Это был довольно лохматый человек, в старой одежде и рваных ботинках. Я, конечно, с большим трудом узнал в нем нашего участкового. И в первую секунду мое сердце так и упало: я подумал, что полковница Анна Никитишна все-таки его уволила и он остался без средств к существованию.
А во вторую секунду я понял, что все не так просто. Потому что папа и участковый обменялись несколькими словами.
– Пломба на верхней двери сорвана, – тихо сказал участковый, похожий на типичного бомжа, который ищет, где бы ему переночевать.
– Я так и знал, – тоже тихо ответил папа. – Будь внимателен и осторожен.
И мы пошли дальше, словно эта встреча была совершенно случайной и никому из обеих сторон не нужной.
Расспрашивать папу мы не стали, по его глазам поняли, что он все равно ничего не скажет. Может быть, потом, когда будет можно. Мы к этому уже привыкли. Но выводы свои сделали и незаметно переглянулись.
– И не вздумайте, – сразу же среагировал папа. – К дому не подходить. Иначе без всяких разговоров – в Москву, под домашний арест.
– А мы и не собирались, – обиженно буркнул Алешка. – По глазам, что ли, видишь?