Операция «Булгаков»

– А насчет НКВД можно приписать, будто эти обязанности Варенуха исполнял, скрепя сердце, и очень редко…

– Припиши…

Погорельский сделал паузу – в трубке было слышно его дыхание.

– Что это ты сам не свой? Заболел ненароком или решил соскочить с проекта?

– Ты посмотри на часы. Который час!

В трубке вновь послышалось сопение.

– Так ты за или против?..

Я бросил трубку.

* * *

Проснулся в полдень, невыспавшийся, в дурном настроении.

За окном шел дождь. Капли нахально стукались о балконный козырек.

Вспомнил разговор с Погребельским.

Пораньше не мог позвонить! Видно, испугался до смерти, как бы я не предложил эту работу какому-нибудь другому застоявшемуся без дела текстовику.

Я решил еще поваляться в постели, поразмышлять над предложением Клепкова. Конечно, литература все стерпит, и все равно было очень жаль моей догадки насчет «Батума»?

Но еще больше было жаль себя, испытавшего озарение.

Я закинул руки за голову – может, прописать эту догадку как вещий сон или некое видение? Или подать ее как открытие какого-нибудь завзятого литературоведа. При этом сослаться на существующие или несуществующие источники из архива Рылеева, на его рассказ или найденные в папках документы.

Все было уместно.

Итак, Булгаков приступил к работе над пьесой в январе 1939 года и уже в начале июля читал «Батум» в Комитете по делам искусств.

В конце того же месяца Михаил Афанасьевич передает законченный и исправленный текст в театр, а также читает пьесу артистам МХАТа. В театре «Батум» встретили на «ура»! Шустрые мхатовцы молниеносно провентилировали все вопросы, касавшиеся постановки «Батума», и с одобрения высшего руководства страны организовали ознакомительную поездку на Кавказ – в места, где начиналась революционная деятельность главного героя.

…Кстати – я невольно сел в постели – почему Сталин, положительно откликнувшийся на обращение руководства МХАТа по поводу написания пьесы, вдруг резко изменил свое мнение и запретил творческой группе посещение Грузии, а затем и вовсе потребовал прекратить работу над спектаклем?

Я не сразу осознал смысл внезапно вынырнувшего вопроса, а когда осознал, меня словно током ударило. Не ответив на этот вопрос, я не мог ринуться с четырнадцатого этажа.

Позвонил Нателке…

Сообщил, что возникли проблемы со спонсором, так что сразу приступить к проекту Клепкова не могу.

– Кто у нас спонсор? – спросила она.

Я благоразумно промолчал. Валить на спонсоров в нашу эпоху считается хорошим тоном, однако назвать заказчиком Рылеева у меня язык не повернулся. Не вписывался Юрий Лукич в современную терминологию.

– Сколько времени тебе потребуется?

Что я мог ответить, если сам не знал. Так и ответил – как получится, и тут же предложил в соавторы Погребельского.

– Загубит тему. Послушай, мы тут подобрали текстовика, однако ему нужен расширенный синопсис и материалы. Ты не мог бы передать то, что у тебя есть?

Я ответил в цвет.

– Синопсис представлю, а насчет материалов требуется согласие спонсора.

На этом разговор закончился. Помаявшись, побродив по квартире, я отправился досыпать. Последней сладкой мыслью мелькнуло – краткое изложение событий я, так и быть, напишу…

Может быть…

Но без рылеевских материалов этому боевику будет грош цена. Никто, кроме меня, с такой клюквой не справится.

* * *

Через несколько дней Погребельский познакомил меня с Киселёровым.

Он подсел за наш столик в нижнем буфете и представился:

– Киселёров… Степан. Можно Владлен.

Не обращая внимания на мою удивленную физиономию, он достал из портфеля бутылку армянского коньяка, разложил на столе лимон, колбасную нарезку, батон хлеба…

Стас нервно сорвал очки и предупредил:

– Бутылку убери! Здесь этого не любят. Надо местных напитков взять.

Он вскочил и направился к стойке, а Владлен – или Степан? – испытующе глянул на меня.

– Ну что? Надумали?..

Я опешил – вот так сразу поделиться своими сомнениями насчет нежелания участвовать в клепковских играх?

Однако…

Киселёров уточнил:

– Насчет вступления в нашу секцию?

Мистический туман начал развеиваться. Пахнуло обычными литературными заботами, касавшимися раздела имущества Большого союза.

Я пожал плечами.

– Вы, ребята, не на тот кусок раскрываете роток. Имущество поделят более весомые литературные фигуры, а мы, извините за выражение, голь застольная.

Киселёров кивнул.

– Согласен. Вряд ли нам позволят откусить от большого пирога, хотя и это не факт. Как себя поведем… Впрочем, рыдать не будем. Во всей этой заварушке куда важнее обзавестись официальной, тасазать, крышей, печатью, бланками – мол, мы не с улицы, а от Союза писателей. Это первый шаг. Потом развернемся. Вам Стас насчет Булгаковского общества рассказывал?

– Да.

В этот момент к столику вернулся Погорельский, принес тарелки, стаканчики…

– Вот и хорошо, – кивнул Степа. – Ну что, по коньячку? Закусывать будем исключительно сыром. К сыру меня в Штатах приучили.

Я уставился на него как Ленин на буржуазию. Такого рода аналогии мало того что казались подозрительными – они буквально шибали в глаза.

Игра была нехорошая.

Заковыристая была игра…