– Все эти годы Поплавский бесстрашно хранил нелегальную литературу, обличающую сталинский режим. Например, телеграмму «Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу» и т. д. – это же не в бровь, а в глаз. В этой дьявольской истории Поплавский зарекомендовал себя как последовательный борец с тоталитаризмом. Вот что надо подчеркнуть…
Или тот же председатель жилтоварищества Никанор Босой. Разве его грехи так велики, чтобы лишать его человеческого облика? Разве он посягал на человеческие жизни? Он взяточник, сквалыга, но не людоед, не доносчик и не палач. Зачем же его мордой в грязь?!
Ведь он раскаялся! Свечку поставил…
Одним словом, надыбай нам занятную занимашку и составь краткий, страницы на две, синопсис, мы посмотрим. Главное – темп. Это хорошие деньги, Мишаня!
В этот момент дверь в кабинет неожиданно приоткрылась, и в комнату втиснулся Погребельский.
– Тебе чего? – удивленно спросил Жоржевич.
– Насчет договора. Частушки больше не могут ждать… Народ требует – пора ознакомиться. Скоро праздник…
– Какой? – удивился Анатолий Жоржевич.
– День Отечества…
– Послушай, Станислав Юрьевич, – холодно обратился к нему Клепков. – Мало того, что ты во время делового разговора без приглашения вперся в кабинет, так еще и народ в спонсоры собираешься привлечь. Народ жить не может без твоих частушек?! Особенно в праздник… Тоже нашел поэзию. Сколько ты их собрал – на одну брошюрку с грехом пополам наберется, а дальше что? Печатать срамные стихи? «Луку Мудищева»? Так этой хренью и так уже все книжные прилавки завалены. Я прошу вас, Погребельский, подождите в коридоре…
Стас вышел.
Жоржевич криво усмехнулся и, обращаясь ко мне, пожаловался:
– Вылитый внук своего деда!
– А кто у нас дед? – поинтересовался я.
Жоржевич пристально, по-чекистски глянул на меня.
– Его мать урожденная Варенуха. Это тебе что-нибудь говорит?
Пока я переваривал эту новость, Клепков указал Нателе:
– Надо предупредить охрану, пусть сначала звонят.
Тут до меня дошло, чьим внуком мог оказаться мой старый дружище Станислав Юрьевич Погребельский. В таком случае, чьей внучкой является Натела Сергеевна? Я не стал развивать эту тему… Того, что я услышал на совете старейшин, вполне хватало, чтобы сойти с ума. Тогда и деньги появятся, откроются широкие перспективы. Литературная деятельность утратит свой возвышенный, идейно-педагогический блеск и обретет подлинный, непрезентабельный, развлекательно-исторический окрас.
– Я не понял, – набравшись храбрости, спросил я. – Вы покупаете мой роман или нет?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Клепков.
– Тогда какой гонорар?
Сумму, названную Клепковым, даже смехотворной назвать было нельзя.
– Смеетесь! – возмутился я. – Говорили, говорили…
– Аванс хоть завтра, – торопливо добавил Жоржевич.
После короткой паузы он сумел взять себя в руки и политкорректно пояснил:
– Мы о чем говорили! Надо попробовать!.. Давай начнем, а там видно будет. В заначке у тебя, наверное, еще что-то есть. Мы не будем возражать, если ты наскребешь материал на десяток романов! Если умножить гонорар на десять, сумма выходит вполне приличная…
– А в нынешнем виде мой роман не пойдет?
– Ты можешь работать над своим романом сколько угодно, но терять время и упускать золотую жилу коммерчески невыгодно, поэтому для начала нужен убойный текст… Например, что-нибудь типа Солоневича или Бажанова.
Мне оставалось только встать и уйти, но я проявил малодушие – заявил, что мне надо подумать.
– Правильно, – согласился Жоржевич. – Подумай, но не долго. Когда будешь думать, прими во внимание – один в поле не воин.
В этом я не сомневался.
Стоит подойти к любому книжному развалу, и все сомнения сразу отпадут.
Глава 5
Погребельский ждал меня на выходе – сидел на стуле рядом с будкой, в которой зевал охранник.
Сидел грустный, отверженный.
С ним такое случалось часто – нелегкая литературная судьба редко поворачивалась к нему передом. Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне.
Стас предложил.
– В ЦДЛ?
Мы двинулись в сторону Крымского моста.
По дороге я вкратце изложил Стасику подробности разговора со старейшинами «могикан».
– А что, неплохая задумка! – подытожил Погребельский.
– Вот и займись.
Стас сразу загрустил.
– Они со мной разговаривать не станут. Скажут, занимайся своими «безмолвиями».
– Это как подать материал, – не согласился я. – Ты только вообрази…
И меня понесло.
– …Воланд во главе своей библейской банды появляется в перестроечной Москве. На Патриаршем пруду натыкается на ветерана КГБ, отдыхающего на знаменитой скамейке вместе с приятелем – скажем, Трущевым Николаем Михайловичем.
Конечно, наши оперативники на пенсии не в пример безграмотному Поныреву сразу догадаются, с кем имеют дело, и тут же по мобильнику начнут трезвонить Дзержинскому – мол, так и так, объекты прибыли, нужна помощь, иначе демократы в овечьих шкурах окончательно возьмут верх.
Дзержинский как пламенный революционер сразу начнет названивать Сталину. Тот Берии – Лаврентий, ты что, заснул?! Прими меры. Натрави на классово чуждую нечистую силу своего мага и волшебника Будиани. Пора ему отработать свой хлеб…