Операция «Дозор»

Образцовое поведение ребят на полднике было особенно удивительно потому, что куда-то подевался начальник, который обычно наблюдал, как кормят ребят, как держатся за столом едоки-непоседы. Исчезли доктор, физруки, толстый музыкант Толик. Лишь молчаливый и строгий Полторасыч стоял у входа в столовую. На миг появился плаврук, прошелся вдоль столов, напоминая, что трубачам и барабанщикам сразу после полдника надо явиться в пионерскую комнату.

Пантелей торопливо дожевал пирог и побежал за своим барабаном.

Эммануил Османович плотно закрыл дверь пионерской комнаты и таинственным голосом предупредил:

— Приготовим сюрприз для гостей. Времени мало, и мы должны постараться.

Сначала он показал партию горнистов. Это было что-то отрывистое и пронзительное:

— Дзнру!! Дзнру… Дзнру-дзнру-дзнру!!!

Как бы создавая подходящий фон для этих звуков, барабанщики должны были выбивать дробь. «Долгое и ровное туше», — сказал Эммануил Османович и даже присел и пригнулся, проведя по воздуху ладонью, словно приглаживая что-то.

Горны скоро замолкают и барабаны переходят на ритмичный и редкий стук: ду!.. Ду… Ду-ду!.. Ду…

Репетицию прервали крики высланных на дорогу дежурных:

— Едут!.. Едут!.. Едут!..

Непрерывно сигналя, машина с гостями свернула с автомагистрали и уже ехала по лагерю.

Голубой автобус сделал круг по футбольному полю и, металлически заскрежетав, резко затормозил перед волейбольной площадкой. В окнах — никого. Шофер дядя Витя, которого все ребята хорошо знали — он привозил с почты письма и посылки с конфетами, — вылез из машины, обошел ее, выстукивая ногой колеса — не упало ли давление в баллонах? Он так был занят этим делом, что не обратил внимания на многочисленных зрителей.

— А где же гости? — растерянно спросил плаврук.

Дядя Витя оглядел автобус:

— Все тут были…

И тотчас же послышались крики, поднялась возня, в окнах замелькало что-то пестрое. Автобус трясло, словно в нем топталась сотня слонов.

Плаврук и дядя Витя испуганно отскочили от автобуса.

Дверка распахнулась, и один за другим стали вываливаться на траву невообразимо одетые мужчины. Не поймешь кто это: слуги испанских грандов, турецкие янычары, пираты с берегов Атлантики?

Ошеломленный Эммануил Османович подал запоздалый знак, барабанщики и горнисты недружно заиграли.

Ррррррррррр!.. Ду… Ду… Раааааа! — захлебывались барабаны.

Дзнру!.. Дзнру!.. — надрывались горны.

Гостей не смутила жуткая музыка — они заплясали.

Эммануил Османович схватил за руку невысокого и очень полного иностранца. Голова у него была повязана красной косынкой. Узел сбоку, концы падают на плечо. Глаз прикрыт черной нашлепкой, лицо перечеркнуто огромными усами, желтая жилетка расстегнута, синие спортивные штаны в заплатах, на ногах тяжелые кирзовые сапоги.

— Най-най, боди! — строго сказал Эммануил Османович и повел головой в сторону ребят, окружавших спортплощадку.

Толстяк зыркнул глазом туда-сюда, подпрыгнул:

— Аа! Улла-га!

— Га! Га-бо! — сердился плаврук.

Одноглазый кинулся к плясунам, яростно повторяя:

— Улла-га! Га!

Гости постепенно построились в одну шеренгу и, как по команде, склонились, приветственно сложив руки на груди.

Барабаны и горны отозвались вполголоса и замолкли.

Выбежали девчонки с цветами, поднесли каждому из гостей по букету.

Плаврук поднял руки — потребовал тишины и внимания — и дважды повторил одну и ту же приветственную речь. Сначала на иностранном, а потом на русском.

Закончив речь, Эммануил Османович зааплодировал первым. Ударили барабаны, зарыдали горны. Плаврук рубанул воздух рукой и стало тихо.

Волейболисты лагеря, все в желто-красных полосатых майках, вышли на площадку, хором произнесли:

— Сборной международной наш физкультнпривет!

Гости выстроились на своем краю площадки. Их было десять человек, и все десять собирались выйти на игру. Плаврук долго втолковывал им, сколько человек должно быть в команде, на пальцах показывал, что шесть. Иностранцы уперлись и не соглашались убрать лишних с площадки.

— Сыграете против десятерых? — спросил сконфуженный плаврук пионеров.

Ребята замялись — неохота ведь проиграть, а попробуй взять хоть одно очко, когда сопернику дана такая фора!

Пантелею вся эта кутерьма надоела, и он ударил в барабан. Вся барабанная группа поддержала его.

— Ладно уж! — в сердцах посоветовал Полторасыч волейболистам лагеря. — Сыграйте против десятерых.

Гости поняли его без перевода — заняли на площадке свои места. Тесно — мячу негде упасть. Плаврук бросил мяч в игру.

И началось невероятное: что-то среднее между гандболом и футболом. Судья, естественно, засчитывал очки в пользу команды лагеря. Иностранцы кидались к нему, протестовали, но плаврук был неумолим: закрыв глаза, отмахивался. И матч продолжался.

Ребята из старших и средних отрядов узнавали в «иностранцах» сотрудников лагеря и болели за младших: они ведь сражаются со взрослыми!

«Чебурашки» и «ромашки» все принимали на веру, удивленно глазели на гостей, восторженно визжали, видя их проделки, наперебой повторяли непривычные, «иностранные» слова.