Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

Когда же Муссолини только презрительно фыркнул в ответ на такое объяснение, Полито попробовал нарисовать ему яркую картину антифашистских настроений, царивших среди итальянцев. «По всей стране проходят демонстрации ненависти в ваш адрес, — сказал Полито. — В Анконе я видел, как ваш бюст валялся на полу в общественном туалете».

Глава 8. Налет на Санто-Стефано

Похоже, нужно как можно раньше осуществить операцию «Дуб». Генерал убежден, что Муссолини находится на Санто-Стефано.

Запись из архива ВМФ Германии, 9 августа 1943 года

Даже играя в Тирренском море в странные прятки с участием Муссолини, на дипломатическом уровне немцы и итальянцы изо всех сил старались соблюдать приличия. 6 августа «ось» Берлин — Рим провела свою первую после переворота конференцию. Хотя ни Гитлер, ни Бадольо не присутствовали на однодневном совещании в Тарвизио, в северной Италии, они использовали его для того, чтобы хорошенько пощупать друг друга на предмет дальнейших намерений. Вполне естественно, что атмосфера переговоров была натянутой, если не откровенно холодной.

Как иначе расценить «величественное появление» немецкой делегации — ее возглавляли министр иностранных дел Иоахим Риббентроп и глава ОКВ маршал Вильгельм Кейтель, которая прибыла в город на бронепоезде, щедро «украшенном» пулеметными стволами, зенитными орудиями и напичканном эсэсовцами. Не удивительно, что многие итальянцы подумали, что немцы явились лишь для того, чтобы запугать их силой оружия. Итальянскую сторону представляли министр иностранных дел Рафаеле Гварилья и генерал Витторио Амброзио, занимавший примерно тот же пост, что и Кейтель. (Кстати сказать, оба, и Амброзио, и Гварилья, были в числе тех, кто подлежал аресту в соответствии с планом операции «Штудент».)

Согласно многим свидетелям, среди немцев царила настоящая паранойя. «Мы должны оставить все наши секретные документы и ключи к шифрам на немецкой земле», — объявил Риббентроп перед отъездом в Тарвизио. По крайней мере так пишет его переводчик Пауль Шмидт. «Мы не можем исключать вероятность того, что эти разбойники попытаются по совету англичан или американцев похитить нас, когда мы приедем к ним».

«Несколько эсэсовцев сидели рядом с нами в вагоне с автоматами наготове, — вспоминал Шмидт. — И когда мы прибыли в Тарвизио, они тотчас образовали защитный кордон вокруг вагона-салона, в котором должны были состояться переговоры». Генерал Вальтер Варлимонт, член немецкой делегации, прибывшей в Тарвизио, так вспоминал о распоряжении Гитлера: «Ни при каких обстоятельствах мы не должны были есть и пить то, что прежде не попробовали представители принимающей стороны». Надо сказать, что Гитлера все лето преследовал страх, что итальянцы могут покуситься на жизни его эмиссаров.

Риббентроп, с самого начала объявивший, что его целью было «обсудить ситуацию, которая возникла в результате произошедших в Италии изменений и имела определенные политические и психологические последствия», не сделал ничего, чтобы хотя бы частично снять царившую между сторонами напряженность. Сделав первое свое заявление, он попросил у Гварильи «разъяснений» недавних событий — вежливый и сдержанный способ потребовать у итальянской стороны ответа на то, куда и как исчез Муссолини и почему распущена фашистская партия.

Однако Гварилья ни на йоту не отошел от официального сценария, согласно которому имевшая место 25 июля смена режима — это внутреннее дело Италии и никоим образом не влияет на отношения внутри «оси». «Было бы неразумно, — заявил хитрый неаполитанец, имея в виду роспуск фашистской партии, — доверять управление страной людям, на чьей совести свержение дуче».

Здесь мы опять сталкиваемся со старым мифом — тем более правдоподобным, поскольку он содержит элемент истины, — который был скормлен немцам несколькими днями ранее, во время аудиенции Макензена и короля Италии. Мол, Муссолини утратил власть по причине предательства его собственных подчиненных в Большом фашистском совете. Такие люди, хитро подчеркнул Гварилья, недостойны того, чтобы стоять у руля страны.

В какой-то момент Риббентроп, которому Гитлер поручил прозондировать Бадольо на предмет его истинных намерений, спросил, что называется, в лоб у второй стороны, намерена ли она вести мирные переговоры с союзниками. Гварилья, который именно этим и занимался, не моргнув глазом, заявил Риббентропу, что никаких переговоров не ведется. Немцы не стали продолжать эту тему.

Так получилось, что Риббентроп был не единственным, кто потребовал объяснений. Амброзио, глава итальянского Верховного командования, решил выудить из Кейтеля признание, почему в северной Италии вдруг наблюдается такая мощная концентрация немецких войск.