На высоте ста футов он выровнял самолет и стал уходить. Пожалуй, это была самая опасная часть полета, потому что ветер внизу дул очень сильный, и волны вздымались почти на сорок футов.
Монтера поискал своего Преследователя и увидел его высоко вверху. В наушниках раздался треск атмосферных помех, и незнакомый голос сказал по-английски:
- Удачи тебе, кто бы ты ни был! Ты ее заслужил.
"Харриер" развернулся и пошел обратно на свой авианосец.
* * *
"Скайхок" Монтеры шел над морем на малой высоте. Через разбитый колпак в кабину задувал ледяной ветер. Его лицо, израненное осколками, было в крови, Левый рукав и левая штанина комбинезона тоже пропитались кровью. Монтера сидел, вцепившись руками в штурвал, на лице застыла странная, неподвижная улыбка. До базы в Рио-Гальегосе оставалось совсем немного.
- Габриель, - вслух сказал он. - Не дай мне упасть сейчас, Габриель.
Впереди показался аэродром, огни полосы мерцали в сером свете пасмурного утра. Генерал Лами Дозо стоял на вышке, вглядываясь в бинокль в приближающийся самолет.
Из динамика послышался голос Монтеры:
- Захожу на посадку.
"Скайхок" промчался над крышами зданий, едва не зацепив их, и побежал по полосе. От штаба к самолету устремились машины. Наконец он остановился.
Монтера сидел в кабине, уронив голову на грудь. Все вокруг него заволокло туманом, откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, до него донеслись голоса людей. Он почувствовал, как чьи-то руки бережно вытаскивают его из кабины. Он открыл глаза и увидел лица, много лиц. Среди них он узнал генерала Лами Дозо.
- Уши и хвост, а, генерал?
Монтера улыбнулся и потерял сознание.
* * *
А потом все было кончено. В Порт-Стэнли аргентинцы сложили оружие, а в Буэнос-Айресе разъяренная толпа ясно дала понять, что Гальтьери должен уйти. В Лондоне, в Вестминстерском дворце, премьер-министр Великобритании поздравила членов парламента с победоносным окончанием кампании.
* * *
В госпитале Сестер милосердия в Буэнос-Айресе Габриель и донна Елена ждали возле палаты Монтеры. Наконец дверь открылась и вышел главный хирург.
- Как он? - спросила донна Елена.
- Не очень хорошо, но жить будет, - ответил врач. - Летать на реактивных истребителях он, конечно, больше не сможет. Вы можете войти.
Габриель вопросительно взглянула на донну Елену, и та, улыбнувшись, сказала:
- Я получила своего сына обратно, больше мне ничего не надо. Войдите, я подожду.
Когда Габриель открыла дверь, Монтера лежал на кровати, закрыв глаза, как будто спал. Многочисленные порезы на его лице были заклеены пластырем, левая рука - в гипсе, левая нога - тоже.
Она молча стояла у его кровати, но он почувствовал се присутствие и открыл глаза.
- У тебя кошмарный вид, - сказала она.
- Ничего, все будет в порядке. Доктор сказал, что я еще смогу играть на скрипке. Знаешь, самое смешное, что я никогда не мог играть на скрипке.
Она смеялась и плакала одновременно, упав на колени рядом с кроватью и прижавшись лицом к его лицу.
Глава 17
В Лондоне было чудесное утро начала зимы. Ветви деревьев в Сент-Джеймсском парке, подернутые морозом, серебрились в лучах яркого солнца. Тони Вильерс ехал в такси по Пэлл-Мэллу к Букингемскому дворцу.
Он был в форме своего полка. Красно-синяя парадная фуражка сверкала золотым галуном, ремни блестели, орденские планки и нашивки аккуратными рядами украшали левую сторону груди.
- Какой день сегодня, а, командир? - с энтузиазмом сказал таксист. Тоже были там, на Фолклендах?
- Был, - ответил Вильерс.
- Интересно, командир. Я и не знал, что гренадеры тоже там воевали.
- Только некоторые.
Шофер улыбнулся в зеркальце.
- Всыпали мы им перцу, а?
- Всыпали, - согласился Вильерс.
Они объехали вокруг памятника королевы Виктории и подкатили к главным воротам, где разрешалось останавливаться такси. Вильерс вышел и достал бумажник.
- Не надо ничего, командир. Сегодня - бесплатно.
Таксист еще раз улыбнулся и уехал.
Вильерс направился к главному входу во дворец. Вокруг собралось много народу. Здесь были представители всех родов войск, многие вместе со своими родными и близкими. На женщинах красовались новые шляпки, купленные специально для такого случая.
Во дворце царил дух оживления и радости. Все поднимались по лестнице, устланной красными ковровыми дорожками, в картинную галерею. Большой зал был уставлен рядами стульев, обращенных в сторону небольшого возвышения, где сядет королева.
Военный оркестр играл легкую музыку, в зале стоял гул приглушенных голосов. Люди рассаживались по местам. Каждый, кому предстояло получить сегодня награду, мог привести с собой двух гостей, обычно членов своей семьи. Только Вильерсу некого было приглашать.
Он сел на предназначенный для него стул и принялся рассматривать мраморные статуи, картины на стенах и окружавшую его толпу.
Разговоры вдруг смолкли, оркестр заиграл "Боже, храни королеву", и в зал вышла Елизавета Вторая.
* * *