Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Не произнеся ни слова, они, однако, чувствовали одно и то же — счастье оказаться вместе и страх перед будущим. Inscha’allah.

9 Берлин, между Жандарменмарктом и Уранией

«О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями: они — друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них. Поистине, Аллах не ведет людей неправедных!»

Коран, 5 сура (56)

Они надеялись, что бегство в Европу освободит их от проклятия прошлого, что они смогут начать новую жизнь, не обремененную страхом. Для этого они покинули Египет, направившись в неизвестность. Но человек может скрыться от настоящего, бежать же от прошлого не в его власти.

Когда Омар, Халима и Нагиб сошли с корабля в Гамбурге после двухнедельного путешествия и остановились в нерешительности, куда направиться в незнакомой стране, к ним приблизился мужчина, одетый в серое. На нем была кепка шофера с золотой накладкой. Он неожиданно появился перед ними и с вежливой сдержанностью спросил:

— Господа прибыли из Египта?

Нагиб, единственный, кто понимал немецкий язык, ответил утвердительно и спросил, почему это интересует господина. Мужчина в сером пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:

— Тогда вы должны быть господами Омаром Муссой и Нагибом эк-Касаром?

Услышав свое имя из уст незнакомого человека, Омар пришел в ужас; он схватил Халиму за руку и думал уже было бежать, скрывшись в толпе. Нагиб же, заинтересованный тем, откуда тому известны их имена, удержал Омара за рукав: «Спокойно. Не торопись». И, вновь обернувшись к незнакомцу, ответил:

— Бесспорно, эти имена принадлежат египтянам. Их разыскивает полиция?

Вопрос Нагиба вызвал улыбку на лице господина. Он понял тактику Нагиба и решил попытаться добиться доверия путешественников другим способом.

— Разрешите представиться, — сказал он, наклонив голову и оставаясь при этом прямым, как дерево, — мое имя — Ханс Калафке, но называют меня просто Жан. Я секретарь, шофер и слуга Густава-Георга, барона фон Ностиц-Вальнитца, если вам что-нибудь говорит его имя.

Говорит ли ему что-нибудь это имя! Нагиб сглотнул. Ностиц-Вальнитц был одним из богатейших людей в Германии, владел дюжиной компаний тяжелой индустрии, имел собственный банк, считался главой немецкой центристской партии, и каждый ребенок знал его имя: «Стальной барон». Ya salaam! Чего хотел от них Стальной барон?

Омар, заметивший удивление, даже изумление Нагиба, вопросительно смотрел на него.

— Господин барон хочет поговорить с вами, — сказал Калафке и продолжил, предупреждая дальнейшие расспросы: — Я должен отвезти вас в Берлин. Вы позволите? — И, не ожидая ответа, он взял их багаж и направился к припаркованному на набережной автомобилю.

Нагиб торопливо пытался объяснить Халиме и Омару происходящее. Халима прижималась к Омару, тот же убеждал Нагиба, что все это — полицейские штучки, их просто хотят арестовать и отправить в Египет следующим рейсом.

Подойдя к автомобилю, Нагиб попросил подождать их. Слуга, привыкший подчиняться, занял место за рулем темного лимузина, нарочито безучастно глядя в пустоту.

— С каких это пор полиция присылает лимузины с шофером? — спросил Нагиб, оглянувшись на Ханса Калафке.

Омар пожал плечами. На уловки полиции это действительно похоже не было.

— Но откуда ему известны наши имена? Как он узнал о нашем прибытии?

— Главное, чего он от нас хочет? — вмешалась Халима и беспокойно огляделась в поисках спрятавшихся полицейских агентов.

Разговор затянулся, и Калафке заметил нерешительность египтян. Он вышел из автомобиля, подошел к Нагибу и сказал:

— Я понимаю ваше недоверие, сударь, но смею заверить вас, барон фон Ностиц имеет лучшие намерения!

— Вы знаете, о чем идет речь? — осведомился Нагиб.

— Сударь, — продолжал Калафке, — мне не пристало вмешиваться в дела барона, а если бы я и знал что-либо, то счел бы своим долгом промолчать. Но вы можете быть уверены, что барон — человек чести.

Нагиб перевел слова Калафке друзьям, Омар и Халима беспомощно переглянулись.

— Что значит человек чести? — спросила Халима.

— Человек чести? В нашем языке такого понятия нет. Это значит, что он справедлив и что ему можно доверять.

— И ты веришь этому кучеру?

Нагиб пожал плечами. Затем подошел к шоферу, который вновь сел за руль, и спросил:

— А если мы откажемся?

— Сударь, я не могу принудить вас. Мое задание — передать вам пожелание барона. Впрочем, барон фон Ностиц-Вальнитц не привык, чтобы ему отказывали. Не могу сказать, как он отреагирует.

— То есть вы хотите сказать, что мы можем идти туда, куда захотим, и с нами ничего не случится?

— Я не могу помешать вам в этом.

Обдумав слова слуги, трое беглецов решили ввериться судьбе и сели в машину Калафке.