Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Нет! — крикнул тот, схватил д’Ормессона за грудки и пригнул его к земле. — Посмотрите. Из-под этого камня торчала его рука. Я видел ее своими глазами, а теперь плита поднята, и Курсье здесь нет. Исчез!

Д’Ормессон посветил в отверстие под камнем, затем повернулся, осветив камни, и, наконец, направил свет в глаза Туссену. Ослепленный, тот закрыл лицо рукой.

— Что вы делаете, вы с ума сошли, д’Ормессон?

Тот опустил лампу, бросавшую теперь таинственные тени на их лица. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — начал Туссен. Взгляд его был беспомощно устремлен на плиту.

Д’Ормессон пожал плечами:

— Я бы сказал, вы по крайней мере должны дать нам объяснение.

— Какое объяснение? — вспыхнул Туссен. — Я и сам ничего не понимаю! Я знаю, что вы сейчас сомневаетесь в трезвости моего рассудка, но я могу поклясться, что собственными глазами видел руку Курсье под этим камнем. Вот, здесь… — Туссен поставил лампу на землю. — Это темное пятно — это кровь. А вот здесь — след от того, что тело вытаскивали. Может быть, теперь вы мне поверите.

Д’Ормессон наклонился. Действительно, на камне было большое темное пятно, похожее на запекшуюся кровь. Д’Ормессон поднялся, провел рукой по лбу и сказал:

— Туссен, предположим, вы действительно видели здесь Курсье, тогда вы должны это объяснить.

— К черту ваши объяснения! Я сам не знаю, что об этом думать. Сам Курсье в любом случае выбраться не мог. Кроме того, он был мертв. Мертв, мертв, мертв! — Туссен крикнул так громко, что стены отразили звук; качая головой, он рассматривал пространство под плитой.

Было не просто объяснить ситуацию консулу Сакс-Виллату. Он рассмеялся, когда услышал, что тело Курсье исчезло, приняв это за шутку, и потребовалось все умение обоих свидетелей убеждать, чтобы заставить консула поверить. Обычно столь изысканный и вежливый, он изрыгал проклятия, так что профессор весь сжался и начал прохаживаться перед входом в гробницу мелкими, быстрыми шажками.

— Вы вообще понимаете, что это значит? — возбужденно шептал он. — За нами давно наблюдают. Но и это не все! Вероятно, Курсье работал на кого-то другого.

— На кого-то другого?

— На британцев, немцев, националистов, американцев, откуда я знаю?

— Если позволите заметить, — вставил д’Ормессон, — ваша аргументация нелогична. Допустим, Эдуард Курсье действительно по неизвестным нам причинам работал на кого-то другого и он действительно погиб. Но было бы откровенной глупостью со стороны этого кого-то доставать тело погибшего Курсье; это ведь мгновенно наводит на мысль о двойном агенте.

Мысль была трезвой. Но должна же была быть какая-то причина для того, чтобы кто-то извлек тело Курсье из-под камней. Ситуация была абсурдной. Секретная служба создает команду специалистов, и вот они сами оказываются под наблюдением.

Профессор Миллекан отказывался работать в такой обстановке. Ведь может оказаться, что Курсье знал нечто важное, быть может, он был близок к разгадке тайны Имхотепа и, таким образом, встал кому-то поперек дороги, кому-то, не остановившемуся перед убийством. В этих обстоятельствах уместен вопрос, случайно ли обрушился свод гробницы Нефера.

Вполне возможно, что ответ на все вопросы кроется в плане, обнаруженном возле тела Курсье. Миллекан и д’Ормессон были уверены в этом, Сакс-Виллат был слишком потрясен, чтобы сформировать собственное мнение, Туссен сомневался.

На следующий день из Александрии в Саутгемптон отправился пароход «Александра». На борту находился запаянный гроб. Свидетельство о смерти было оформлено на Чарльза Уайтлока из Глазго. За каюту платило британское Министерство иностранных дел, отдел Интеллидженс-сервис.

11 Берлин — Лондон — Берлин

«Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими, и за то, что они расходуют из своего имущества. И порядочные женщины — благоговейны, сохраняют тайное в том, что хранит Аллах. А тех, непокорности которых вы боитесь, увещайте и покидайте их на ложах и ударяйте их».

Коран, 4 сура (38)

Знакомство с капризным бароном неожиданным образом изменило их жизнь. Омар, Халима и Нагиб привыкли к нужде и лишениям, теперь же они внезапно оказались среди берлинского высшего общества, причем малейшее упоминание о дружбе с бароном открывало перед ними любые двери. Барон фон Ностиц-Вальнитц предоставил им просторную, со вкусом обставленную квартиру в одном из сдаваемых им домов между Императорским банком и Драматическим театром, в том районе, где никогда не показываются бездомные, наводнявшие Берлин, и не скапливаются очереди бедняков перед бесплатными столовыми. Дважды в день Нагиб давал друзьям уроки немецкого языка, остальное время они проводили в архиве барона.