Кроме того, британский военно-морской атташе ненавязчиво обратился к министру ВМФ контр-адмиралу Морено. Морено нравился Хиллгарту, считавшему его «искренним противником войны». Адмирал и дипломат дружили между собой, не упуская при этом случая использовать дружбу для взаимных манипуляций. По одному более раннему поводу Хиллгарт писал: «Я сумел возбудить в министре флота такие угрызения совести на мой счет из-за того, что он не смог исполнить мою просьбу, что в конце концов он ее все-таки исполнил, причем с существенным риском для себя, просто потому, что не хотел подводить друга». Через посредника в испанском ВМФ Хиллгарт обратился к адмиралу за помощью в возвращении чемоданчика. Хиллгарт был достаточно осторожен, чтобы сформулировать просьбу устно, не доверяя ничего бумаге. Морено был надежным и хорошо информированным источником и притом почти наверняка одним из главных получателей британских денег. Но Хиллгарту было известно также, что испанский министр ВМФ, при всех своих симпатиях к Великобритании и лично к Хиллгарту, вместе с тем находится в тесном контакте с немецким посольством и часто встречается с немецким послом Гансом Генрихом Дикхоффом. Морено был идеальным «каналом»: он как министр ведал военно-морскими делами и потому, скорее всего, должен был увидеть документы достаточно скоро; от него можно было ждать активных усилий по их розыску и возвращению британцам; но можно было также рассчитывать, что он передаст информацию немцам или, по крайней мере, предоставит им доступ к документам, тем самым сохраняя за собой расположение обеих сторон.
Через четыре дня после похорон майора Мартина Хиллгарт секретно сообщил в Лондон, «что министр ВМФ, который ничего не знал ни о бумагах, ни о вещах погибшего, ожидает скорого отчета» от военно-морских властей на юге, и обещал держать его, Хиллгарта, в курсе ситуации. Хиллгарт ничего не сказал Морено о том, что именно могло находиться в чемоданчике, и постарался не создавать впечатления, что испытывает какую-то особую встревоженность.
И напоследок Хиллгарт мобилизовал своего самого доверенного информатора — высокопоставленного испанского военно-морского офицера с кодовым именем Андрос — и попросил его следить за тем, что происходит с чемоданчиком и его содержимым. Судя по результатам, должность Андроса давала ему для этого великолепные возможности, и это подкрепляет предположение, что, возможно, он был главой испанской военно-морской разведки. Донесение, которое он позднее направил Хиллгарту и в МИ-6, было поразительно подробным и содержало отчет о судьбе чемоданчика майора Мартина, расписанный почти по дням.
Кампания слухов, начатая Хиллгартом, быстро принесла плоды. 5 мая капитан Эльвира, старший военно-морской офицер в Уэльве, сообщил вице-консулу Хейзелдену, что ему приказали под охраной отправить то, что было найдено при мертвом офицере, в Сан-Фернандо близ Кадиса своему непосредственному начальнику, который затем должен был переслать все это в Министерство ВМФ в Мадрид. Этой информацией Эльвира поделился и с немецким вице-консулом Адольфом Клаусом. Хейзелден передал полученные сведения Хиллгарту, а тот по обычным, прозрачным для немцев каналам послал телеграмму в Лондон:
Вице-консул в Уэльве видел тело. Прошло вскрытие. Вердикт: утонул несколькими днями раньше. На похоронах присутствовали армейские и военно-морские чины.
1. Бумажник с частными письмами.
2. Личный знак.
3. Удостоверение личности.
4. Медаль и распятие.
5. Черный кожаный чемоданчик, запертый и прикрепленный к ремешку. Отгибая крышку, внутри можно видеть конверт. Предположительно то самое, о чем идет речь в Вашей [телеграмме] 041321.
Вице-консулу сообщили, что все вещи должны быть отправлены главнокомандующему в Кадис (который, к сожалению, настроен прогермански). Официальным порядком они затем попадут в Министерство ВМФ и будут переданы мне. Вице-консул не имел никаких (повторяю, никаких) шансов получить чемоданчик. Я прилагаю все усилия, но опасаюсь, что слишком явный интерес лишь усилит любопытство в официальных кругах, которое и так уже возбуждено.