Операция «Фарш». Подлинная шпионская история, изменившая ход Второй мировой войны

Свет в зале померк, и четверка, удобно устроившись в обитых плюшем креслах балкона, приготовилась смотреть новое представление Сида Филда. Далеко не молодой, Филд вот уже тридцать лет разъезжал по провинциальным мюзик-холлам: пел, танцевал, исполнял комические сценки. Не так давно он добился по-настоящему большого успеха в образе Забияки Грина — мелкого жулика из кокни. «Возьми новый аккорд» было его первым представлением в театрах Вест-Энда, в котором, наряду с ним, участвовала сборная труппа молодых театральных дарований «из всех уголков страны», выступавшая под названием «Джордж Блэк и новое поколение». О театральном импресарио Блэке сегодня помнят так же смутно, как и о самом Сиде Филде, а вот из «нового поколения» кое-кто поднялся очень высоко. В составе труппы были два никому не известных юноши — шестнадцатилетний Эрик Моркам и семнадцатилетний Эрни Уайз, будущая знаменитая комическая пара.

Премьера «Возьми новый аккорд» состоялась месяцем раньше и вызвала восторг. Газета Times назвала Филда «подлинной находкой», Daily Mail отметила «самый громкий смех, какой мы слышали за годы», Daily Telegraph выразила удовлетворение тем, что «среди его шуток нет ни одной сальной». В апреле все представления уже шли при битком набитом зале. Сид танцевал, отпускал шутки, разыгрывал скетчи и пел:

Когда опять засветятся огни на Пикадилли,
Я так уж назюзюкаюсь что упаси господь!

На самом деле Сид не дожидался отмены военного затемнения: перед выходом на сцену он всякий раз «подкреплялся соответствующей порцией джина». Публике времен войны «Новый аккорд» предлагал именно такой эскапизм, какой был ей нужен. Немалую ее часть составляли американские солдаты, и шуточки по поводу англо-американских отношений вызывали наиболее громкие одобрительные возгласы. Война казалась далекой-далекой и какой-то даже малозначительной. На обороте программки было напечатано: «В случае воздушной тревоги во время представления публика будет извещена. Желающие покинуть театр смогут это сделать, однако представление будет продолжено». В конце вечера звучала песня в честь Сида:

Для того, кто невесел,
Для того, кто грустит,
Есть лекарство отличное:
Сид!

Даже труппа была, казалось, слегка ошарашена таким успехом. Джерри Десмонд, партнер Сида Филда, выступавший в амплуа «простака», писал: «Волны смеха накатывали, как мощный прибой на галечный берег, и, накатив, долго не умолкали. Очень-очень долго».

Тем временем в море в 300 милях оттуда лейтенант Скотт, стоя на палубе «Серафа», прислушивался к плеску волн и вглядывался в темноту, за которой скрывались берега Португалии. «Погода наконец стала теплая, и нести вахту на мостике под ночным безоблачным небом было одно удовольствие».

У людей, плавающих на подлодках, развивается некое шестое чувство. Проводя под водой долгие промежутки времени, когда заняться почти нечем, но когда малейший шум или малейшая оплошность могут обернуться смертью, подводники становятся чрезвычайно чуткими ко всему необычному. Билл Джуэлл был твердо убежден, что он единственный на борту знает про добавочного пассажира, однако по крайней мере некоторые члены команды подозревали, что в странном цилиндрическом контейнере в носовом торпедном отсеке находится не оптическое или метеорологическое оборудование, а что-то другое. Длина и вес контейнера подталкивали к определенным предположениям. Когда подводную лодку качало, внутри цилиндра слышалось тихое хлюпанье. Подводники начали отпускать шуточки про «тело Джона Брауна»,[9] гниющее на стеллаже для торпед, и про «нашего приятеля, метеоролога Чарли». Что касается самого Джуэлла, он понятия не имел, кому принадлежит тело — и вообще реальное оно или мнимое. Про себя он тоже начал называть пассажира Чарли.