Операция «Фарш». Подлинная шпионская история, изменившая ход Второй мировой войны

Когда Джуэлл вышел из комнаты совещаний, кто-то громко, с американским акцентом его окликнул, и, обернувшись, он увидел полковника Билла Дарби, командира американских «рейнджеров», с которым подружился во время разведывательного плавания к острову Галит. Дарби сказал ему, что поплывет со своими ребятами вслед за «Серафом» и возглавит высадку «подразделения X», составленного из двух отборных батальонов «рейнджеров». «Поработай для нас так же хорошо, как поработал у Галита, — сказал ему Дарби, — и получишь от нас огромное спасибо». Джуэлл пообещал сделать все, что в его силах. Но в глубине души командир подлодки был далек от спокойствия. Если противник заметит, как «Сераф» спускает на воду радиомаяк, он, разумеется, поймет, что близится вторжение, и кинется укреплять соответствующий участок берега. «Если бы нас засекли, — вспоминал Джуэлл, — это было бы очень опасно для всей операции „Хаски“». О том, что, если немцы что-нибудь пронюхают, вторжение на Сицилию окончится неудачей, предостерегал сам Эйзенхауэр. Американский генерал сказал Черчиллю: «Если в регионе будут до атаки размещены существенные немецкие наземные силы, шансы на успех станут практически нулевыми и операцию придется отменить». Даже если немцы будут предупреждены за несколько часов, это обернется огромным ростом потерь. Неожиданность была важнейшим фактором, отсутствие ее — самоубийством. Помимо прочего, из головы у Джуэлла никак не шли заключительные слова Паттона, которые и раздражали, и тревожили подводника: «Подлодки будут находиться меньше чем в миле от противника, но при любых обстоятельствах они должны оставаться на месте до подхода оперативной группы и армейских формирований, как бы они ни запоздали». Лодка «Сераф», получившая кодовое название «Цент», должна была оставаться на поверхности после восхода солнца, одинокая и беспомощная, — отличная мишень для итальянских береговых орудий. Несомненно, это было самое опасное из заданий, какие Джуэллу доводилось выполнять, задание, которое имело большие шансы стать последним.

Вообще-то Джуэлл относился к сохранности своей шкуры с великолепным безразличием. Жестокая война не поскупилась для него на опасности и тяготы. Не раз он проявлял готовность к смерти. Но теперь у него появилось кое-что новое, ради чего стоило жить. Билл Джуэлл влюбился.

Сыграв свою роль в операции «Фарш», Джуэлл вернулся в Алжир, где получил вполне заслуженный короткий отпуск. Среди новоприбывших в штаб-квартиру союзных войск, которая находилась в этом городе, была Розмари Галлоуэй, молодой офицер из Женской королевской военно-морской службы (сокращенно — Wrens, «Малые пташки»). Розмари была шифровальщицей, она кодировала и декодировала исходящие и входящие сообщения и была поэтому осведомлена о разнообразной секретной и щекотливой информации. Она была жизнерадостна, умна и безумно привлекательна. Джуэлл и Розмари познакомились раньше, еще в Великобритании, но в знойном климате военного Алжира знакомство стремительно переросло в роман. Один раз высмотрев Розмари в свой душевный перископ, он затем преследовал ее с неслабеющей настойчивостью. А она оказалась весьма сговорчивой добычей. Возможности для ухаживания в Алжире военных лет были весьма ограниченны, но Джуэлл не упустил ни одной из них.

Розмари Галлоуэй, невеста Билла Джуэлла.

Совсем рядом с городом, в Сиди-Баруке американские военные устроили зону отдыха, которая из всего, что возможно в Алжире, была наиближайшим подобием американского загородного клуба: бар, ресторан, теннисный корт, плавательный бассейн… Джуэлл вспоминал: «Американское Верховное командование завладело участком берега с оливковой рощей и превратило его в сказку из „Тысячи и одной ночи“ — правда, без гурий, конечно!» (На самом деле там можно было получить и гурию.) Вечер в Сиди-Баруке, по словам Джуэлла, можно было провести «поистине шикарно». Благодаря дружбе с американскими офицерами высокого ранга Джуэлл получил доступ в «этот уголок для привилегированных», и его даже возил на джипе американский шофер — некий рядовой Боккаччо, уроженец Бруклина, у которого во время езды одна нога все время свисала наружу. Когда Боккаччо был занят, Джуэлл возил Розмари по городу в принадлежавшем 8-й флотилии допотопном «хиллмане», который прозвали «ловушкой для пташек» — не столько из-за его романтической пленительности, которая равнялась нулю, сколько из-за «пленительности» в буквальном смысле слова: «Ни одна из дверей не открывалась изнутри, и, сколь бы острой ни была нужда в свежем воздухе, любой „малой пташке“, согласившейся рискнуть, приходилось полагаться на рыцарское великодушие спутника, который был волен выпустить ее или не выпустить». Боккаччо, усвоивший кое-какие смачные выражения из британского сленга, отзывался о «ловушке для пташек» и о том, что в ней происходило, с едкой иронией: «В этой гребаной тачке уже все рессоры попереломаны».