Операция «Фауст»

– Ладно, постараюсь сделать что в моих силах.

11

На другой день прилетел санитарный У-2. Из опаски встретиться с «мессерами» пилот летел на бреющем, садился на полевых аэродромах для дозаправки и только к вечеру добрался до Центрального аэродрома в Москве недалеко от Петровского дворца.

Не успели Павла поместить в палату, как к нему приехал профессор Ростовский. Малиновые ромбы произвели на главного врача впечатление. Для тяжелораненого нашлась маленькая, но отдельная палата. Ему сделали обезболивающий укол, натерли виски нашатырным спиртом. Голова прояснилась.

– Теперь рассказывайте, – попросил Георгий Иосифович, когда все вышли. И комбриг сел на стул рядом с кроватью.

Павел как бы вновь очутился в душном полумраке танка. Он увидел искрящуюся желто-красную струю, похожую на витой пеньковый канат, колючие звездочки расплавленного металла…

Профессор слушал, время от времени протирая пенсне. Когда Павел умолк, Ростовский спросил:

– Значит, струя вращалась?

– Будто ввинчивалась штопором.

– Ну что ж, выздоравливайте. После вместе поломаем голову над этой штукой. – Профессор поднялся.

– И все же, какое ваше мнение? – Павлу не хотелось отпускать Георгия Иосифовича так быстро.

Комбриг развел руками:

– Выскажу только предположение: это кумулятивные снаряды, посланные из какого-то хитрого, скорее всего, реактивного приспособления. Головка снаряда делается из мягкого металла. В момент удара она сминается, как бы прилипает к броне. От взрывателя огонь идет на капсуль-детонатор. Газовый поток разрывного заряда – плотный, мгновенный, с чрезвычайно высокой температурой – направленно прожигает в броне отверстие, проникает внутрь танка. В зависимости от того, куда струя попадает, там возникает пожар, взрыв боекомплекта, и экипаж гибнет…

– Огонь как-то особым образом штопорит…

– Тут понадобятся лабораторные исследования. Я займусь этим до вашего выздоровления. А пока крепитесь, Павел Михайлович…

Врачи в госпитале обнаружили то, чего не рассмотрел военврач в полевом медсанбате. В позвоночнике, в сантиметре от центрального нерва, засел осколок. Он вдруг напомнил о себе свирепой режущей болью в спине. Она стала невыносимой. Как только ушел комбриг, Павла положили на операционный стол, стянули ремнями руки и ноги. Медсестра прижала маску. В нос ударил резкий запах хлороформа. «Считайте!» – донеслось издалека. Павел стал торопливо считать, вдыхая хлороформ. То ли от боли, то ли от нервного напряжения он никак не мог уснуть. Сбился со счета, начал снова: «…семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…» Хирурги в этой операции не имели права ошибиться. Малейший неточный разрез или разрыв – и человек либо умрет, либо станет сумасшедшим, либо его разобьет паралич.

– …двадцать, – всхлипывая, прошептал Павел.

Сестра отняла от лица маску. «Отложили», – обрадованно подумал он и открыл глаза. Он уже лежал на спине, ребра обтягивал жесткий кожаный корсет. Сестры, смущенно улыбаясь, собирали инструмент. Одна из них отдернула в окне штору. Операционную залил солнечный свет. Значит, между «девятнадцатью» и «двадцатью» прошло несколько часов!

Хирург, в шапочке, тесной для большого лысого черепа, с мешками под глазами, прощупывал пульс. Увидев, что раненый очнулся, он скрипуче проговорил:

– Вы матерились, как настоящий биндюжник. Где только научились?

Павел был еще пьян от хлороформа, его тошнило. Ответил раздраженно:

– Оставьте меня в покое!

Хирург с деланным возмущением всплеснул руками:

– Что б вам дожить до моих лет! Я сделал отчаянно сложную операцию, и нате вам благодарность!

Бесшумно скользящие сестры сердито фыркнули. Хирург снял очки с толстыми стеклами. Как у всяких людей с плохим зрением, его глаза стали беспомощными. Он поморгал, будто в глаз попала соринка, спросил, заговорщицки перейдя на полушепот:

– Хотите, покажу осколок?

С эмалированной чашечки пинцетом он подхватил крошечный кусочек окровавленного металла.

– Хотите на память?

Павла удивила несоизмеримость страданий с микроскопической величиной стального комочка.

– Вы будете жить сто лет, – торжественно проговорил хирург и вздохнул. – Три миллиметра отделяли вас от верной смерти…

Здоровой рукой Павел взял осколок, повертел в пальцах:

– Я думал, в меня влетела по крайней мере пудовая болванка… Как вас зовут, доктор?

– Военврач Гринберг.

– Спасибо вам, товарищ военврач… Скажите, мне долго лежать?

Гринберг почесал кончик носа.

– Раны тяжелые… Но все зависит от вас.

Действие хлороформа стало проходить. Тупая саднящая боль пришла откуда-то из желудка и вцепилась в позвоночник.

– Девочки! Морфий! – как бы из тумана донесся голос Гринберга.

…Через неделю Павла снова навестил Ростовский. Он привез на этот раз портативный кинопроектор, загадочно произнес:

– Я вам покажу прообраз смерти, которая едва не коснулась вас.

Он опустил черную маскировочную штору, включил проектор. По белой стене запрыгали кадры, снятые при сильном замедлении. Показалась толстая броневая плита. Вращаясь, к ней приблизился тупоносый снаряд, сплющился и стал быстро раскаляться. Игольно-тонкая струя проникла через металл, рассеяв массу осколков и искр.