Операция «Гадюка»

— Конечно. Несколько раз. По служебным делам.

— Значит, выход открывается, когда вас зовут.

— В последнее время меня не вызывают. Скоро убьют. А так как у них есть остроумные режиссеры, мою смерть могут обставить драматично.

Я подумал, что все-таки Шейн — ненормальный. Хотя вряд ли можно встретить здесь нормального человека. Шейн глядел на меня яркими серыми глазами и разминал сильными пальцами кусочек земли.

— Я все просчитал, понял, что один я бессилен. Я почти смирился. И глазам не поверил, когда увидел вас. Сначала даже решил, что вы подосланы. Но кем? Кому нужно подсылать ко мне провокатора, если проще меня убить случайной молнией или стрелой? И тут я заметил — вы не поддаетесь гипнозу. Вы подозреваете неладное… Значит, хотите вы или нет, вам придется быть моим союзником.

Он неожиданно хлопнул меня по локтю — я был на голову выше его.

— Если мы вдвоем, то наши шансы удваиваются, — это принципиально. Мы — команда.

В его голосе не было всегдашней уверенности в себе.

— И что наша команда может сделать?

— Сначала наша команда может думать.

Два солдата притащили в палату Коршуна. Может, я ошибся? Нет, это Коршун.

— Коршун? — Разведчик весь подобрался. — Жаль, что ему не жить. — Шейн подошел к Коршуну, оттянул веко, потом попробовал его пульс. — Жаль. До встречи с вами я так рассчитывал на его помощь!

— Я займу его место?

— Вряд ли. Но у меня нет другого выхода. Пойдемте, пока перерыв. Я покажу вам вход. Он открывается снаружи.

— Этого мне достаточно. Но они не будут за нами наблюдать? Через купол?

— Ничего подобного! — воскликнул Шейн. — Нет никакого купола! Есть забор. Прозрачная упругая ограда, о которой догадываются лишь те, кого скоро ликвидируют. А наверху существует подобие широкого балкона, с которого за нами и наблюдают. Подняться на него можно лишь с внешней стороны. А отсюда мы вольны петь серенады.

— Это уже лучше, — сказал я.

— Что? Петь серенады?

— Нет, забраться на балкон.

Мне показалось, что снаружи, наверху, кто-то есть. Я сделал шаг к полуосыпавшейся стенке траншеи и, отыскав в ней выступ, резко подпрыгнул и перевалился через бруствер.

Там сидел, вытянув перед собой ноги, сержант Ким. Он вздрогнул, когда я оказался рядом с ним, резко вскочил, но не схватился за меч.

— Ты чего здесь делаешь? — спросил я.

Разведчик запрокинул голову — он увидел Кима, когда тот встал во весь рост.

— Отдыхаю, — ответил Ким.

— Тебе же сказали, чтобы ты во взвод шел.

— Был я во взводе, там меня не требуется.

Рожа у него была красная, под глазами мешки, волосы встрепаны, он криво улыбался.

— Ты наконец-то поверил? — спросил я.

— Я ни во что не верю, — ответил Ким и неожиданно пошел прочь. Он шел медленно, перепрыгивая через траншеи, исчезая в канавах и появляясь вновь.

— Странный парень, — сказал я.

— Его следует опасаться, — заметил разведчик.

— Вы можете показать мне, где находится дверь? — спросил я.

— Как и все тут — относительно недалеко. Только надо спешить, пока хозяева отдыхают.

Вот и новое слово — «хозяева». Хозяева, которые славно организовали целую войну с настоящими убитыми.

— Тогда пойдем, — сказал я.

Разведчик задержался. Коршун был весь в бинтах. Над ним трудились оба врача и пожилая медсестра.

— И как у него дела? — спросил я.

— Плохо, — сказал старший врач. — Рука и два ребра сломаны, гематомы, отбиты почки. Долго не протянет.

— Черта с два, — с трудом произнес Коршун. Лицо у него тоже было забинтовано — лоб, щека и один глаз. Вокруг второго было черное пятно. — Я встану. Ты без меня не уходи…

— Ты переменил ход битвы, — сказал Шейн. — Если бы не ты, мы бы проиграли всю войну.

Он добавил, авторитетно обращая внимание к врачам:

— Чтобы поставить его на ноги немедленно! К следующему бою герой должен быть готов. Наложите шины, перевяжите. Я скоро проверю!

Когда мы отошли от госпиталя, Шейн сказал мне:

— Вернее всего, он — мертвец. Я не удивлюсь, если это случится в ближайшие часы.

— Почему?

— Во-первых, он нарушил правила боя. Рыцари сражаются один на один. А он ввязался в бой.

— Но только после гибели Шундарая.

— Неважно. Он изменил ход боя.

— Победа ублюдка, — возразил я, — могла означать конец войны?

— Да, — согласился Шейн. И вдруг остановился. — Ты прав! — воскликнул он. — Прав, черт побери! Войну кончить нельзя! Война — вечна!

— Почему?

— Все узнаешь, обязательно узнаешь.

Нам встретились сразу трое лам, все незнакомые. Они тащили рулоны материи. Видно, переносили свой храм на новые позиции.

Шейн шел молча, он не хотел допускать меня в свои мысли.

Мы обошли довольно глубокую яму, в которой несколько солдат играли в карты, кажется, в подкидного дурака. Игра шла азартно — они нас даже не заметили.

Люди кучковались в траншеях и ямах — по нескольку человек, даже дремали вместе, но можно было пройти сотню метров и не увидеть ни единого человека. Если бы наши враги захотели совершить прорыв, никто бы им не помешал.

Но они не хотели совершать прорывов. Они зализывали раны.

— А кто они — ублюдки? — спросил я.

— У нас не берут пленных, — сказал разведчик.

— Некогда пленного убили, он все равно лежит у ваших ног, только мертвый, — заметил я.