Читаем Операция "ГОРБИ" полностью

И вот сегодня они встретились в Литературном институте, в разгар летней сессии 1988 года, и Сергей на коленях держал пухлую картонную папку со сценарием очередного КВН. Его патрон упорно настаивал не трогать «священных коров». К ним относилась фигура Михаила Горбачева. Мимо беседующих стремительно пробегали студенты, спешившие на сдачу экзаменов. С чувством собственного достоинства величаво проплывали профессора. А творцы-диссиденты с видом заговорщиков си-Дели на лавочке, листая сценарий очередного КВН — страницу за страницей.

К недовольству поэта, Роберт выбросил из сценария самые скандальные мизансцены. Единственной злободневной шуткой осталась пародия на гимн Советского Союза. По режиссерскому замыслу, на авансцену должны были выйти парень с девушкой и встать в позу знаменитой скульптуры Веры Мухиной «Рабочий

и Колхозница». В руках у «колхозницы» должен был оказаться целлофановый кулек с куриными яйцами, а у «рабочего», — батон вареной колбасы по 2 руб. 20 коп. Композиция символизировала проблему острого продуктового дефицита, развернувшегося при Горбачеве в последний год «перестройки»1. «Нет. Горбачев — это наша священная корова, и никакой критики на его «перестройку» мы не можем показывать», — угрюмо, но твердо бросил Роберт. После недолгого спора сошлись на том, что «рабочий и колхозница» выйдут на сцену с колбасой и яйцами под гимн Советского Союза. Этот гимн звучит уже много десятилетий, и таким образом пародия из пласта «перестройки» переходит в пласт «пародии на весь советский строй». Зритель понимает, что сказка о коммунизме с бесплатной колбасой в магазинах — это миф, так зачем же верить в мифы? Надо опираться на реальность. Совсем другой режиссерский смысл! Пародия становилась вызовом всей советской системе. Впрочем, на то и молодежный КВН, чтоб отчаянно шутить «на грани фола». На том и разошлись. Сергей Алмазов, торопливо, положив аванс за сценарий КВН из рук Роберта в нагрудный карман рубашки, поспешил распрощаться, поскольку опаздывал на сессию. А Роберт вместо того, чтобы бросить пухлую папку себе в портфель и исчезнуть с территории Литинститута, зачем-то по второму кругу начал читать сценарий. Возможно, уютная сень тополей маленького дворика возле двухэтажного здания с античным треугольным портиком, где родился свободолюбивый мыслитель и философ Александр Герцен, располагала к раздумьям... Напрасно он замешкался!..

1 ИЮНЯ 1988 ГОДА. МОСКВА, ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР

— Роберт... какими судьбами?

Ирис ошалело смотрела на старого знакомого, отказываясь верить собственным глазам. Но ошибки быть не могло. Социолог, тоже немало изумленный, захлопнул папку со сценарием, и оторопело уставился на свою стародавнюю знакомую.

— Привет, Ирис. Вот так встреча! Не думал, что встречу тебя здесь.

1 Реальный эпизод из КВН последних лет «перестройки». — Прим. автора.

— Признаться, я тоже меньше всего ожидала тебя встретить здесь. И встретить вообще. Думала, ты с концами улетел в свою Америку...

— Как же! Там своих хватает. Я хорошо отношусь к Америке... Но сколько бы научной работы у меня там ни было и сколько бы моих родственников и друзей туда ни эмигрировало... сам-то живу и буду жить в России.

— Вот, значит, как. Живешь в России, а обо мне забыл.

— Вовсе нет. На самом деле я прибыл в Союз только позавчера, — соврал Роберт и подумал с раздражением: «Черт! Как она здесь оказалась? Неужели эта дурочка, эта витающая в облаках бестолочь еще и факультет социологии бросила и теперь собралась поступать в Литературный?»

— Вы прагматик, Роберт. Ваша голова забита лишь одним: желанием перебраться жить в Америку. И ради своего остервенелого желания вы готовы отказаться от любых других перспектив. Вы не человек, а машина. Компьютер, решающий стратегические задачи. У вас нет чувств. Вам не нужна любовь, не нужна семья, и вообще все, что вас связывает с Союзом, для вас — обуза... Пустая... трата времени, отдаляющая вашу американскую мечту.

— Не преувеличивайте, Ирис. Это не так. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века