Операция «Катамаран»

— Они ведь не могли меня толком разглядеть. До сегодняшнего дня я не знаю их имен, где они, живы или умерли. Кроме того, доносчик очень хорошо и ловко все рассчитал. Время крупных процессов над военными преступниками уже миновало. Поэтому о моем обвинении в газетах появилось всего две-три строчки. Всеобщее внимание и газетные страницы захватили другие темы: восстановление страны, борьба между партиями и объявления о розыске родственников.

— А товарищ Рона?

— Он был единственным, кто явился и присутствовал на заседании трибунала. В то время он уже имел звание лейтенанта народной полиции. Смело и решительно он свидетельствовал в мою пользу, защищал меня изо всех сил, даже сцепился с прокурором. Потом произошло нечто странное. Нандор Саас вдруг отказался от всех своих показаний, данных на предварительном следствии, а Роберт Хабер бесследно исчез. Говорили, бежал за границу. Позже Нандор Саас тоже последовал его примеру.

— Значит, бежали оба доносчика? Оба свидетеля обвинения?! — Тереза изумилась. — В таком случае вас должны были оправдать.

— Да, меня оправдали. Но только не из-за отсутствия состава преступления, а по недоказанности обвинения! Понимаете разницу? Приговор как бы зафиксировал — да, он преступник, но только нет доказательств!

— Я понимаю, как вы были оскорблены!

— Потом, когда я вернулся на завод «Ганз», меня избрали партийным секретарем одного из цехов. Два года спустя я стал начальником производства всего комбината. Некоторое время дела шли хорошо.

Но вот в один прекрасный день на меня вновь поступило заявление о том, что я во время войны служил в войсках СС и имел звание лейтенанта. Имени заявителя мне не назвали, но дело было заведено и процесс начат. Я был уверен, что уж на этот раз мое положение куда тверже, ведь свидетелями моей невиновности выступил не только Балинт Рона, но и сам Иштван Додек. Но я ошибался. Меня опять оправдали и освободили из-под стражи, но цена оказалась слишком высока: Рона был вскоре уволен из органов внутренних дел, и кто-то неизвестный вообще преградил ему путь на государственную службу. Что же касается Додека, то тут и вовсе произошли чудеса.

— Что же сделали с ним?

— Во время слушания моего дела вдруг «выяснилось», что Додек был карателем и охотился за партизанами. Сразу же после свидетельства в мою пользу его арестовали прямо в зале суда. Я вышел на свободу, зато посадили в тюрьму его. Он получил пять лет. Вот тогда-то Додек и придумал это выражение: «напарники». Я выхожу, он садится.

— Невероятно!

— В пятьдесят третьем году Иштван Додек был освобожден досрочно и полностью реабилитирован. Ведь он никогда не призывался в армию, не был солдатом при Хорти и просто не мог быть карателем. Балинта Рону тоже восстановили в должности и в звании. Оба они рассказали мне потом, что их в ходе процесса деликатно предупреждали: если, мол, они не покажут против меня, то сами попадут в беду. Но они не испугались и остались верны правде.

Имре умолк. Тери сидела неподвижно, боясь нарушить это молчание.

Директор вновь взял в руки отчет лаборатории и, раскрыв папку, углубился в чтение, словно забыл о девушке, сидевшей рядом.

Тери медленно поднялась, собрала чашки и вышла.

Минуту спустя она вернулась и стала на пороге.

— Скажите, товарищ Имре, зачем вы рассказали мне все это? Ведь вы сами упрекнули меня в том, что я сегодня слишком любопытна!

Имре словно не слышал ее слов.

— Потрудитесь взглянуть, здесь ли главный инженер? — Голос его прозвучал сухо, почти резко. — Если он еще не уехал, попросите зайти ко мне. Позаботьтесь также о том, чтобы все материалы к совещанию руководителей цехов и подразделений передали также в отдел информации и пропаганды — пусть подготовят заявления для печати.

Он повернулся к Терезе лицом, оглядел ее мальчишескую фигурку в голубоватом форменном халате и тепло ей улыбнулся:

— Шесть лет, Терике, это срок, за который два таких человека, как мы с вами, работающие рядом, становятся понемногу друзьями, а? В особенности если один из них останется скоро в полном одиночестве.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Каррини готовился к постепенному развитию событий, но с первого же дня началась бешеная гонка.

С утра никаких дел как будто не намечалось. Он просто сидел в своем «фиате», припарковавшись у тротуара напротив главного входа в административное здание института «Энергетика», и ждал. На сиденье рядом лежал миниатюрный фотоаппарат, вооруженный мощным телеобъективом.

В семь утра у подъезда никакого движения не наблюдалось.

В половине восьмого площадка перед подъездом заметно оживилась — служащие шли на работу.

Директор появился в половине девятого. Выйдя из стеклянных дверей. Имре остановился на верхней ступеньке лестницы. В руках у него был темно-коричневый портфель типа «дипломат».

Каррини торопливо навел объектив и нажал спуск несколько раз.

Директор обвел взглядом площадь перед зданием, видимо, отыскивая свою машину. От угла автостоянки тронулся черный «мерседес», и Имре не спеша стал спускаться по лестнице ему навстречу.